Если ты останешься
Шрифт:
— Так, каков план? Что мы будем делать?
— Ну, во-первых, я собираюсь взять твое пальто. И тогда у тебя есть два варианта: я могу либо научить тебя рисовать, и ты можешь рисовать со мной, или я буду рисовать тебя. Ты можешь быть моей моделью. В любом случае, это должно быть весело.
Пакс смотрит на меня задумчиво, кажется, по-настоящему думая об этом.
— Ну, я не похож на художника, — наконец, говорит он. — Честно говоря, я даже не знаю, сможешь ли ты научить меня. У меня просто нет художественных способностей.
—
— Раньше меня никто не рисовал, — объявляет он. — Я могу выбрать обстановку или позу, или еще что-нибудь?
Я удивлена, что его это заботит. Но я киваю.
— Конечно. Это просто для удовольствия. Я нарисую тебя любым способом, который ты захочешь.
Он широко улыбается.
— Отлично! Я хотел бы быть обнаженным.
Я в шоке, когда смотрю на него, но, увидев блеск в его глазах, я поняла, что сама виновата.
— Это была ловушка! — я закатываю глаза. — Ты меня подставил.
Он пожимает плечами и выглядит очень гордым собой.
— Мне жаль, что ты не очень осмотрительна, — говорит он, и я думаю, что ему вообще не жаль. — Но ты уже согласилась на это. Так что, я думаю, ты будешь рисовать меня обнаженного. — Он сужает глаза. — Почему? Это тебя беспокоит? Ты беспокоишься, что не сможешь контролировать себя, когда будешь лицезреть мою сексуальность?
Теперь он играет бровями, и я хихикаю.
— О, я буду стараться, чтобы справиться, — говорю я ему. Но, честно говоря, это будет подвигом. Я не могу поверить, что втянула себя в это.
Я делаю большой глоток воздуха и осматриваюсь вокруг, пытаясь успокоить свои дрожащие нервы.
— Нам лучше сделать это в моей студии. Не думаю, что ты хочешь быть голым перед окнами. Или, может быть, хочешь, ты ведь извращенец-эксгибиционист.
Я смеюсь, вспоминая, что у него есть целые стены окон в своем доме, которые не останавливают его от прогулок голышом. Тогда я вспоминаю, как он получал минет через одно из тех окон, и это отрезвляет меня. Мои щеки вспыхивают, и Пакс замечает это.
— Что случилось? Тот факт, что я извращенец беспокоит тебя?
Он все еще шутит и понятия не имеет, что у меня есть представление о нем и Джилл, прочно засевшее в моей голове. Я качаю головой, пытаясь избавиться от образа.
— Конечно, нет, — шучу я в ответ. — Мне это нравится.
Я поворачиваюсь на каблуках в ответ на его шокированное выражение и прокладываю путь к моей частной студии. Входя в студию, я вдыхаю знакомый запах... масляной краски, акрила и деревянного пола.
Я обращаюсь к Паксу:
— Я даю здесь частные уроки, тут я делаю свою собственную работу.
Он одобрительно смотрит вокруг.
— Это прекрасно. Я могу видеть тебя здесь, работающую.
Он
— Это Мэдисон? — спрашивает Пакс с любопытством. Я смотрю на него с удивлением.
— Как ты узнал? — спрашиваю я. — Картина настолько расплывчата.
Он подходит для изучения.
— Ну, я вижу, что черты лица такие же, как у нее. Ее волосы блондинистые, поэтому я предположил, что это должна быть Мэдисон. Это красиво.
— Спасибо, — бормочу я.
Он пробегается пальцем вдоль нижнего края рамы, изучая его.
— Она плачет, не так ли? — размышляет он. Я киваю.
— Да.
Он поворачивается ко мне.
— Тебе было больно в жизни, Мила. Я знаю это. И я клянусь тебе всем, что для меня священно, что постараюсь не делать тебе больно.
Я смотрю на него, вытаскивая рабочий халат.
— Всем, что ты считаешь священным? — Я пытаюсь шутить, чтобы вытащить нас из этого серьезного разговора. Я просто не в настроении для откровений прямо сейчас. — Что именно ты считаешь священным? Джек Дэниелс? — Я смеюсь, и он, наконец, тоже смеется, что позволяет мне перевести этот разговор в другое русло. Я, молча, благодарю.
— Я уверен, ты знаешь, мисс Всезнающие Штаны, что Джек помог мне в трудные времена. Так что, да. Может быть, Джек Дэниелс является священным для меня.
Он задиристо усмехается, подначивая меня что-то ответить. Поэтому я поднимаю бровь.
— Ты можешь снять свои трусы сейчас.
Вместо этого его челюсть практически падает.
— Снять трусы?
Шок заставляет меня хихикать.
— Эй, ты хотел обнаженную картину, извращенец. Чтобы я смогла сделать это, ты должен сбросить свои штаны, а потом трусы.
Пакс восстанавливает свое самообладание и очаровательно улыбается.
— Ну, если ты думаешь, что сможешь контролировать себя…
Пакс расстегивает свои джинсы и позволяет им упасть до щиколоток. Он выходит из них, и его нижнее белье следует вниз. Я борюсь с желанием взглянуть. Он усмехается.
— О, ты знаешь, что хочешь, — он дразнит, когда снимает свою рубашку. — Идем дальше. Взгляни. Все равно, в конечном итоге, ты должна будешь это сделать.
Я тяжело сглатываю, смотря на его грудь. У него есть татуировка на каждой грудной мышце и по одной на каждом бицепсе. Я замечаю, что у него также есть какие-то слова на правом боку. Все это отлично продемонстрировано на его удивительно скульптурном теле. Святой ад.