«Если ты пойдешь со мною…». Документальная повесть
Шрифт:
«Ты не была революционеркой. Ты просто дружила с русскими мыслителями и писателями! Вся твоя семья совершила алию в Палестину, даже младшая сестра Фанни и старые родители. А ты завела роман с петербургским гоем. Так перестань читать мне мораль!»
Слова Мани поразили Ольгу. Впервые младшая подруга так резко воспротивилась ее мнению. Никто еще не говорил ей таких обидных слов. Сначала она потеряла дар речи. Потом губы у нее задрожали и из груди вырвалось рыдание.
«Эта ошибка разрушила мою жизнь», — повторила она, немного успокоившись и вновь обретя способность формулировать мысли.
«Почему? Ты бы хотела остаться в России? Вспомни то жуткое время, когда я думала только
Подумав, Ольга рассказала Мане подробнее о своей беременности. Сначала она пыталась убедить себя, что, возможно, месячные просто задерживаются из-за волнений, связанных с учебой и другими переживаниями. Вскоре, однако, она поняла, что нельзя долго заниматься самообманом. Ольга сделала аборт, хотя прекрасно знала, что он часто приводит к бесплодию. Почему-то ей казалось, что с ней этого не случится.
«Он знает? Он знал?»
Ольга что-то пробормотала в ответ, но Маня не разобрала ее слов.
«Женщина не имеет права уродовать свое тело, — сказала Ольга медленно и печально. — Это преступление против природы. Природа сильнее всего на свете, и она мстительна. Именно потому, что моя семья совершила алию, я и сделала аборт. Ведь я знала, что тоже уеду. Я дважды принесла в жертву самое дорогое — сначала любовь, а потом плод любви. Не совершай непоправимого! Нельзя грешить против Бога! Наша ссылка кончится, проклятая война тоже, но если ты повредишь свое тело, то никогда — никогда! — больше не сможешь родить, даже если будешь желать этого всем своим существом!»
Маня вдруг почувствовала себя старшей сестрой своей подруги, обычно такой напористой, решительной и уверенной в избранном пути. Она поняла, что должна ободрить Ольгу.
«Но ты наполнила свою жизнь новым смыслом. Без тебя Иегошуа не смог бы перенести всех трудностей, и еврейский ишув развалился бы».
«Верно, Манечка. Мои жертвы были не напрасны. Две тысячи лет провел наш народ в изгнании. Теперь он возвращается на свою землю. Обрати внимание, земля на иврите называется адама, человек — адам, а кровь — дам. Для меня эти три слова как Святая Троица для христиан. Кровь — это душа. Нельзя больше проливать кровь, Манечка, понимаешь? Поэтому я не помогу тебе. Несмотря на холод, трудности, войну и ссылку. Это ведь — результат человеческой деятельности, а все, что напортили люди, можно исправить. Все, кроме одного — убийства человека».
Маня не ответила. После долгого молчания она сказала, что надо пойти на рынок за овощами и сварить обед.
«Не увиливай, — не сдавалась Ольга. — Почему ты хочешь замять разговор? И еще знай — я обещаю тебе помочь справиться с трудностями материнства, которых ты так боишься. Я заменю бабушку твоему ребенку».
Громкий стук в дверь прервал их разговор. Маня поспешила на кухню, а Ольга пошла встречать гостя, увидев которого обомлела. Перед ней стоял сын Фанни Авшалом — неряшливо одетый, бородатый, в странной меховой шапке на голове — и весело улыбался.
«Привет, тетя Ольга». Он прижал ее к себе, щекоча густой черной бородой.
Ольга не верила своим глазам. По обрывочным слухам она знала, что Авшалом арестован турками в Эль Арише, а потом отпущен, но его деятельность была окутана тайной.
«Тетя Ольга, я голоден и устал. Добраться к вам очень трудно. Как здорово, что наконец я здесь!»
Ольга горячо обняла племянника. Его неожиданный приезд наполнил новыми силами ее усталое, стареющее тело и скорбящую душу.
Маня поздоровалась с Авшаломом и тут же ушла в свою комнату. Она считала, что он приехал в Бурсу, выполняя задание НИЛИ. Кроме того, Маня подозревала, что, руководствуясь своими идеологическими убеждениями, Авшалом донес на нее в начале
Между Маней и Авшаломом существовала родственная связь. Шошана, сестра Авшалома, вышла замуж за Нахума, Маниного брата. Несмотря на это, идеологические разногласия между молодыми людьми были столь сильны, что Маня не могла, как ни старалась, питать к Авшалому теплых чувств.
Ольга и Авшалом долго стояли обнявшись, не в силах справиться с нахлынувшими воспоминаниями, страхами и надеждами.
Глава тридцать вторая
Авшалом
Авшалом приехал в Бурсу из Константинополя, где раздобыл документы, необходимые для поездки в Европу. Властям он заявил, что собирается навестить свою сестру Цилю, проживавшую в Берлине. На самом деле он намеревался ехать во Францию, чтобы встретиться там со связными британской разведки. Он выполнял задание Ааронсона. Вот уже несколько месяцев их группу преследовали неудачи, и теперь они решили действовать по-иному.
Год назад Авшалом пытался пробраться на позиции англичан на севере Синая, но был задержан турками. К счастью, он успел проглотить документы, которые хотел передать британцам. На допросах он утверждал, что приехал в прифронтовой район, чтобы изучить продвижение саранчи. Однако, поскольку необходимого разрешения от властей у него не было, его посадили в тюрьму, обвиняя в шпионаже. Ааронсон окольными путями узнал о случившемся, и только благодаря его вмешательству юноша избежал смерти. Ольга и Иегошуа узнали обо всем из писем родственников. Иегошуа сердился на Авшалома, но Ольга убедила его не затевать ссоры с племянником. Она знала любовь Авшалома к риску, не осознаваемое им самим желание ходить по краю бездны и очень беспокоилась за него. Из всех детей Фанни Авшалом был самым уязвимым. За два года до войны он по секрету показал Ольге отрывки из своего дневника. Там он писал, что смерть приносит освобождение и что ему отрадно думать о конечности всех вещей. Она не забыла этот дневник.
После того как Маня поспешно вышла, Ольга с Авшаломом направилась в их с Иегошуа комнату. Здесь было практически пусто — стояло несколько ящиков, служивших подобием шкафа, да лежанки. Ольга усадила Авшалома на один из матрасов, покрытых темным солдатским одеялом. А сама расположилась на другом матрасе, из которого торчала колючая солома.
Он обратил внимание на серебристые пряди у нее в волосах, а она заметила, как он изменился. Авшалом похудел, глаза у него ввалились, и в них поселилась тревога. Он рассказал о нашествии саранчи, о голоде, о насильственном переселении на север жителей Яффы и Тель-Авива, о болезнях и страдании. Но Ольга почувствовала, что самое главное он скрывает.
«Я предлагаю тебе выспаться. Здесь, правда, очень холодно, но я надеюсь, что тебе все же удастся заснуть. С дороги ты, верно, устал. Скажи только, как поживает Ривка?»
В глазах Авшалома вспыхнул свет. Его правая бровь задрожала. «Ривка, Ривушка, вьюночек мой непослушный!»
«А ты, дорогой мой, считаешь себя прямым, как пальмовое дерево? Ты тоже непрост, Авша, и хорошо, что молодой побег обвивает твой ствол».
«Тетя Ольга, я люблю ее больше жизни, но она своевольна, и я боюсь ее. Она хрупкое создание, и я страшусь даже обнять ее. Чем больше я ее люблю — тем больше она отдаляется, и это сводит меня с ума. Отсюда и моя страсть к приключениям. Нет мне на свете покоя. Я, словно Каин, чувствую в себе какой-то грех и берусь за самые опасные задания, чтобы только убежать от себя. Сначала я надеялся, что моя Ривочка меня успокоит, но она, как ветер, играет на струнах моей души и натягивает их так, что они вот-вот лопнут».