Если ты простишь
Шрифт:
— Не знаю… Вокруг него столько баб…
— Вот именно, что баб. Но бабы ему не сдались. Он поэтому тебя и выбрал.
— А я чем от них отличаюсь? — не поняла я, и Юлька тяжело вздохнула.
— Ищи психолога, — повторила она в который раз. — Иначе я за себя не ручаюсь.
46
Лида
Температуры на следующий день уже не было, и я с радостью встретилась с Аришкой. Дочка деловито прошлась по моему новому месту обитания, к моему облегчению
— Мам, а давай вместе сходим в магазин? А потом приготовим что-нибудь. Например, борщ. Ты же любишь борщ?
— Люблю, но я в жизни не готовила борщ.
— Я у папы рецепт взяла! — торжествующе призналась Аришка. — Он совсем несложный. Давай? Я буду тебе помогать!
Отказать у меня всё равно не получилось бы, и я согласилась.
Мы накупили в магазине ингредиентов для борща, пришли домой и начали кашеварить. И, к моему искреннему удивлению, в итоге получилось действительно вкусно. Хотя в процессе я постоянно боялась что-нибудь испортить, недоварить или переварить. Но борщ вышел отменным — не хуже, чем у Аллы Николаевны или Вадима.
Аришка была вне себя от радости, чуть до потолка не прыгала, когда мы с ней обедали этим самым борщом и чесночными пампушками. Пампушки, правда, мы купили в магазине.
— Надо будет попробовать испечь такие, — задумчиво протянула дочка, рассматривая белое тесто на просвет. — Да, мам?
— С тобой я готова печь что угодно, — сказала я искренне, а потом, подумав, осторожно поинтересовалась: — Как папа?
— Папа унывает, но бодрится, — довольно кивнула Аришка. — И это хорошо.
— Что хорошо? Что унывает или что бодрится?
— И то, и другое, — она хихикнула. — А давай нальём ему наш борщ в контейнер, я привезу и угощу? Скажу, что мы вместе готовили!
Сердце сделало кувырок у меня в груди.
Всё-таки Юля права. Аришка — мой козырь. Я даже представить не могу, чтобы она сидела вот так на кухне с какой-то другой женщиной…
И не хочу представлять!
— Да. Сейчас найду контейнер…
.
Вечером, когда Аришка уже давно была дома, позвонил Вадим. Я так заволновалась, увидев его имя на экране телефона, что уронила мобильный. Хорошо, что не разбила…
— Алло…
— Лида, — голос мужа был холодно-деловым, — юрист будет ждать нас завтра в четыре часа дня в кафе. Он подготовил документы, нужно ознакомиться, обсудить при необходимости и подписать. Ты сможешь?
Никаких собеседований в это время у меня не было, поэтому я ответила, сглотнув и ощущая непроизвольную боль в горле — будто у меня тяжёлая простуда:
— Да.
— Хорошо. Я сейчас скину адрес.
— Не надо! — перепугалась я. Открывать переписку с Вадимом и вновь увидеть то сообщение я боялась до трясучки. — Лучше продиктуй, я запишу.
Он помолчал, а потом ответил — с одной стороны, строго, а с другой — почти ласково:
— Лида, это глупо. Нам всё равно придётся переписываться рано или поздно.
— Тогда лучше поздно.
Вадим
— Ладно, записывай. Но учти, что я всё равно тебе напишу. Надо перевернуть и эту страницу.
— Да-да, хорошо…
Он быстро продиктовал адрес кафе, который я записала в блокнот. А через пять минут, когда я уже сидела и смотрела, как туда побыстрее доехать, мне в мессенджер прилетело сообщение от Вадима. Оно частично отобразилось на экране блокировки, и меня так поразило его содержание, что я непроизвольно открыла весь текст…
Это был рецепт чесночных пампушек к борщу.
С припиской: «Сам я их не готовил, рецепт нашёл в интернете. Буду рад, если вы с Аришкой научитесь».
Не расплакаться у меня, конечно, не получилось…
47
Вадим
Не все догадываются, что у домов, помимо стен, мебели и вида из окна, есть ещё и душа.
Что я точно понял за годы работы — какой бы совершенный в своей гармоничности дизайн мы ни придумали, дом останется мёртвым до тех пор, пока в нём не поживут люди.
Да, дом словно имеет душу, как и мы. Оказываясь в новом жилище, мы «заражаем» его собою — передаём частичку себя. А уходя — забираем.
Когда я впервые оказался на похоронах и увидел мёртвое тело бабушки, я был потрясён — она оказалась совершенно не похожа на себя. И дело было не в косметике, которую она при жизни почти не использовала. Просто это была словно уже не моя бабушка, а всего лишь тело, отдалённо напоминающее её.
В такие моменты легко поверить, что мы нечто большее, чем просто кожаные мешки с костями. Так и дом — нечто большее, чем материя.
Когда Лида сбежала со своим музыкантишкой, её история с нашей квартирой не была закончена, поэтому ещё не ощущалось, что часть души нашего дома умерла.
Но в первый же день после окончательного переезда Лиды я был в ужасе оттого, насколько всё изменилось. Как будто стены стали холоднее, воздух душнее, а освещение более тусклым.
От Лиды остались одни воспоминания, незримо разбросанные повсюду.
Будь это вещи, оставленные ею, их можно было бы просто выкинуть или убрать куда подальше. Но что делать с воспоминаниями о человеке, вызывающими боль?
Я был обречён бродить по квартире, повсюду «спотыкаясь» о памятные моменты.
За кухонным столом в течение одиннадцати лет супружества во время многочисленных разговоров мы выпили галлоны чая и кофе.
А возле окна Лида часто засматривалась куда-то вдаль и забывала про всё на свете, даже на имя порой не откликалась. Лишь от прикосновения будто просыпалась, вздрагивала и удивлённо переспрашивала: «А? Ты что-то сказал?»
Что уж говорить про спальню. Несмотря на отвратительный диван в кабинете, я был не готов возвращаться в нашу, то есть теперь уже только мою, невероятно удобную постель. Слишком много воспоминаний, сладких и мучительных, сопровождали нахождение в этой комнате.