Шрифт:
Глава 1
Мэгги проснулась неожиданно, словно ее что-то толкнуло, хотя проспала от силы часа полтора. Она приподняла голову над рюкзаком, который служил ей вместо подушки, и уставилась в низкий пустой потолок, озаренный таинственным лунным светом. Прямо над собой девушка увидела густую провисшую паутину, в которой поджидал глупых мух гигантский паук.
– Боже мой, прямо жуть какая-то, – пожаловалась она Чаку двумя часами раньше, когда они только что выломали дверь. – Самое подходящее место для призраков.
Чак не страдал богатым воображением. Он заржал, как жеребец.
– Вот
Заброшенный дом стал их первым жилищем с тех пор, как они покинули шоссе номер четыре. Деньги у них кончились, как только они ушли из Гулдса, унылого городка из тех, что живут переработкой лимонов и картофеля. Чак пытался устроиться на одну из упаковочных фабрик, но ему быстро дали понять, что умываться нужно чаще, чем раз в неделю. Мэгги помнит, что последний раз это было в Джексонвилле. Сальные космы до плеч, неряшливая борода и запах пота, смешанного с мочой, – неважная рекомендация для работодателей.
Пустынный коттедж зарос чахлыми пальмами, дикими сливами и буйно прущим во все стороны кустарником, цветы которого источали пряный аромат. Когда-то он знавал лучшие времена и представлял из себя двухэтажную усадьбу времен колониальной зависимости от Англии. Фасад украшали полдюжины мраморных колонн, просторная веранда с креслом-качелями, широкие стеклянные окна – явно раньше в нем жил какой-то богатый южанин, который хотел произвести на соседей солидное впечатление. Но все проходит, и вот дом стоит одинешенек и не светится в нем ни одного огонька.
– Интересно, почему не нашлось покупателя на такие хоромы? – спросила девушка у спутника, когда они поднялись по ступенькам на веранду. – И кто последний владел ими?
– Нам-то какое дело? – сказал Чак и выбил ногой створку. Дверь сорвалась с петель и грохнулась наземь, взметнув облачко древней пыли.
Мэгги непроизвольно отшатнулась.
– Не хочу внутрь, я боюсь!
– Заткнись, кошелка. – Чак был не в том настроении, чтобы выслушивать всякие бредни. Он хотел жрать, он устал, он готов был ночевать хоть у черта на рогах. Как Мэгги ни сопротивлялась, он втолкнул ее в пропыленную тьму.
Спать устроились не на первом этаже: неприятно, что окна заколочены досками. А на втором стекла уцелели, хоть и грязные, они пропускали бледный свет, и можно было хоть как-то распаковать вещи. А широкая мраморная лестница, что вела наверх, просто предел мечтаний! Мэгги тут же вообразила себя спускающейся по ступеням, как Скарлетт О'Хара из «Унесенных ветром», в шикарном вечернем туалете с бриллиантами на обнаженной шее, а внизу, в просторном холле, ее выхода восторженно ждет множество поклонников. Но делиться сокровенным с Чаком она не стала. Мэгги была уверена, что он поднимет ее на смех. Этот хиппарь жил сегодняшним днем и только им. Будущее для него сплошной туман. И вот теперь она проснулась по неведомой причине. Сердце билось толчками. Спина покрылась липким потом. Девушка вслушалась в душную ночь.
Дом жил собственной странной жизнью. Долетавший с Бискейнского залива ветер негромко посвистывал под крышей. Что-то таинственное нашептывали клочья обоев. Поскрипывали половицы, где-то внизу от порывов ветра скрипела незапертая дверь.
Мэгги прислушивалась-прислушивалась да поняла: если хочет успокоить нервы,
Она вытянула ноги, с наслаждением провела рукой по здоровенным сиськам, скрытым под грязным свитером.
Мэгги привыкла к жизни, полной лишений, привыкла довольствоваться тем, что само идет в руки. В этом способе существования были свои недостатки и свои преимущества. Во всяком случае, она никому ничего не должна и живет так, как хочет, а это для свободного человека все, что необходимо.
Она вспомнила родителей. Отца, всю жизнь проработавшего в страховой конторе, занудную матушку, всю жизнь обихаживавшую папеньку. До семнадцати лет дочь мирилась с таким положением, хотя уже подростком решила уйти из дома, как только почувствует себя готовой пуститься в плаванье по бурным волнам житейского моря. В затхлой атмосфере мещанского мирка она просто задыхалась. И когда однажды на ее пути появился Чак, раскованный и без комплексов, девушка поняла, что час пробил.
Он был старше ее на пять лет. В тот день Мэгги отправилась в киношку на какой-то боевик. Одна. Все подружки отказались составить ей компанию, занятые своими девчоночьими делами. Она наврала родителям, что идет в кино с Ширли. Пудрить предкам мозги было ее любимое занятие – от любой, даже вполне безобидной лжи им она получала кайф. Да небось они и не слышали, что она им сказала. Сидят себе в обнимку, уткнувшись в телевизор, и на все остальное не обращают внимания: «Хорошо, деточка, погуляй, только смотри не возвращайся поздно». Ее так и подмывало ляпнуть на прощание, что у нее свидание с Кларком Гейблом, но они вряд ли отреагировали бы!
Картина навевала такую скукотищу, что Мэгги не высидела и половины. Уже на улице ее стали раздирать сомнения. Куда пойти, куда податься? Подружки заняты, с мальчишками из школы она не встречалась, но не бродить же неприкаянной по городку. Мысль о том, что ей придется присоединиться к родителям за уныло мерцающим телевизором – такого она не могла представить даже на секунду.
– Постой, красавица. Не скучно одной?
Перед ней стоял парень. Мэгги скользнула по его фигуре оценивающим взглядом. Для своих семнадцати она повидала немало мужчин и позволяла им многое, но с девственностью расставаться не спешила. Ей нравилось барахтаться на заднем сиденье машины, отчаянно визжать и сопротивляться и постепенно сдавать позицию за позицией – кроме последнего бастиона. Мать не уставала подчеркивать, что от незнакомых парней можно ждать всяких неприятностей. Ведь им нужно от девчонок только одного. А расплачиваться за минутное удовольствие придется дурехам.
Чак ей понравился сразу. Среднего роста, коренастый, мускулы так и распирали ковбойку. Длинные рыжие волосы и борода придавали ему определенный шарм. Лицо с независимым выражением было по-своему привлекательным. В нем явственно проступало мужское начало. И Мэгги махнула рукой на приличия.
Для начала она согласилась выкупаться с ним на пару. Они пошли к морю, и Чак поразил ее воображение тем, что совершенно не стеснялся своей наготы, чем убил в девушке последние остатки робости – она сняла с себя платье.