Если влюбишься – молчи!

Лубенец Светлана

Оксана сначала не поняла, чего он от нее хочет, а потом, догадавшись, покраснела всем лицом, но все же вложила свою руку в его ладонь.

Когда после прогулки они подходили к дому Оксаны, то столкнулись с неожиданно вынырнувшим из-за угла Литвиновым. У Оксаны упало сердце. Неужели этот ненормальный Макс станет привязываться к ней прямо перед Леней? Неужели у него совсем мозги набекрень? Неизвестно, конечно, что сделал бы Литвинов, но Пивоваров первым бросил ему «Привет!» и провел Оксану мимо него к подъезду.

Через несколько дней после

уроков Леня Пивоваров опять провожал Оксану домой. Она видела, что сзади по-прежнему плетется Макс. Она готова была его убить, но делала вид, что Литвинов не имеет к ней никакого отношения, а просто идет себе по своим делам случайно в ту же сторону. Она решила, что в первый же удобный момент потребует от Макса объяснений на предмет того, зачем он все-таки к ней привязался, а пока изо всех сил старалась не обращать на него внимания. Леня, похоже, ничего подозрительного в плетущемся позади Литвинове не находил и спокойно рассказывал о том, что ему удалось узнать у одноклассников:

– Все, кроме Веретенникова, лепечут нечто маловразумительное про маски и черные куртки. Семенов еще шепелявый голос упоминал. А больше никаких подробностей выяснить так и не удалось. Темнят они что-то. Себя выгораживают и вообще… путаются.

– Это как?

– Да понимаешь, то у нападавших были кожаные куртки, то пуховики… Один про пиктограммы на рукавах упоминал, другой про свастику, а третий вообще ничего такого будто бы не заметил…

– А Веретенников?

– А Веретенников просто послал меня… подальше и предложил не лезть в чужие дела.

– Да-а-а… Не густо у нас сведений, – огорчилась в очередной раз Оксана.

– Не густо, – согласился Леня.

Они остановились у подъезда Оксаниного дома.

– Ой, гляди! Веретенников! – Оксана показала глазами на приближающуюся к ним пару, чтобы Пивоваров случайно не обратил внимания на тоже остановившегося невдалеке Литвинова.

К ним действительно приближался Илюха Веретенников, несший на плече, кроме своего школьного рюкзака, еще и яркую спортивную сумку. Хозяйка сумки гордо вышагивала рядом и являла собой очень хорошенькую пловчиху Олю Звонареву. Оксана с Леней проводили их взглядом и хотели уже попрощаться друг с другом до вечера, как заметили идущих вслед за Илюхой и Олей троих «плевков» в фирменных куртках и черных вязаных шапочках с отворотами. Конечно, надеты шапки были самым обыкновенным образом, но в отворотах вполне могли скрываться те самые прорези для глаз.

Оксана охнула и схватила Леню за руку:

– Неужели это все же «плевки»?

– Не похоже. Слишком открыто идут.

– А чего им бояться? Всех уже так запугали, что дальше некуда. Особенно плохо сейчас Юльке. Ее отец только-только старую «Ладу» на новенькую «Волгу» поменял. Такая красивая машина: современного дизайна, серебристо-серая… На иномарку похожа.

– Я видел такие, – Леня прислонился к толстому тополю, росшему у крыльца. – Скажи, Ксана, неужели Юлька совершила что-то настолько серьезное, что равно по цене «Волге»? Конечно, это

далеко не самая престижная машина, но все-таки не «Жигули».

– Не очень. На «Волгу» не тянет, я тебя уверяю.

– Может быть, тогда ей лучше признаться отцу?

– Она никогда этого не сделает. Я ведь тоже ни за что никому не расскажу про Эммину сумку, в которую лазила в тот самый день, когда у нее пропали деньги.

– Слушай! – начал вспоминать Пивоваров. – Деньги… деньги… Совсем недавно у меня просили в долг. Я тогда абсолютно не связал это с Эмминой пропажей, потому что человек просил нормальный… ну… на которого ничего плохого не подумаешь… Знаешь, кто?

– Кто?

– Сохадзе.

– Гийка? Не может быть! У него всегда полны карманы денег. Не зря ведь его папахен – фруктово-овощной король нашего района.

– Вот именно. Поэтому я тогда ничего такого не подумал. Мало ли… может, он деньги в другой куртке забыл. Этих курток у него, как грязи! Немудрено и перепутать, что где лежит.

– Может, так и было?

– Может, и так. Но почему-то сейчас вспомнилось…

– Ты в долг-то дал? – Оксана присела на краешек скамейки, развернувшись лицом к Лене. Разговор принимал интересный поворот, и домой ей идти расхотелось, даже несмотря на маячившего невдалеке Литвинова.

– Не дал. Откуда у меня деньги? Я предложил тридцатку. Он не взял. Сказал, что мало и ему не поможет.

– А сколько он у тебя просил?

– Сумму не называл. Просил помочь, чем могу. Я ничем не смог.

– И ты думаешь… Гийка украл у Эммы деньги? – с сомнением в голосе спросила Оксана.

– Не знаю, – Леня шлепнул кулаком по корявой коре дерева. – Мне совсем не хочется на него думать, но он искал деньги накануне кражи.

– Лень! – Оксана залилась румянцем от догадки. – А может, из него вытрясли деньги, как из меня бриллианты?

– Ага! А на сдачу синяк навесили! Ты же сама знаешь, что у Сохадзе всегда денег куры не клюют. Папахен дает столько, сколько любимый сыночек запросит.

– А может быть, Леня, он не мог спросить их у отца, как я не могла честно рассказать родителям про свои украшения?

– Никогда не подумал бы, что Гийка отчитывается перед папенькой, сколько он потратил.

– Как выясняется, мы вообще друг про друга очень мало знаем. А ты Лень, – Оксана встала со скамейки и приблизилась к Пивоварову, – а ты имеешь что-нибудь темное за душой, чем тебя можно было бы шантажировать?

Леня с сомнением покачал головой:

– Даже не знаю. Мелочей, как и у всех, наберется, наверно, немало, но чтобы… вот как вы… – он надолго замолчал, подбирая подходящее выражение.

– Что «как мы»? – нетерпеливо переспросила Оксана. – Договаривай!

– В общем… мне кажется, что я все-таки не совершал таких поступков, которых стыдился бы до такой степени, чтобы покупать молчание о них за любую цену.

– Я тоже о себе так думала до получения тех фотографий… Глядя на них, можно подумать, что я профессиональная воровка.