Есть ли жизнь после отбора?
Шрифт:
– Ты сопишь, – поддел меня Гамильтон.
– Вспомнила, как уничтожали магоскоп.
Гамильтон запнулся:
– Ты не могла там быть.
– Я читала дневники. У прадеда был талант, – я вздохнула, – прочитала так, будто жизнь прожила. Ты знал, что к магоскопу боевых магов привела моя прабабка? Она поверила, что именно артефакт повинен в нападениях, и хотела… Хотела как лучше.
– Полагаю, остаток ее жизни был сер и скучен, – мрачно произнес Гамильтон.
– Прадед не позволил ей уйти в столицу. Ради Райет Фоули-Штоттен была выстроена отдельная башня, где она и провела всю
– С ней был компаньон, – мягко сказал Гамильтон, – разве твой дед не писал об этом?
– Н-нет, – я подозрительно покосилась на друга, – а ты откуда знаешь?
– Так повелось, что Окраины влекут к себе представителей моего мира. А слухами… Слухами земля полнится. Жизнь Райет не была медом, но и совсем плохой ее назвать было сложно.
Мы замолчали. Затем я не выдержала:
– Ты…
– Да?
– Нет, ничего, – я криво улыбнулась, – запнулась и потеряла мысль.
Гамильтон был чьим-то компаньоном. Он жил здесь несколько веков назад. Маги и колдуны способны протянуть до полутора сотен лет, а события, описываемые в дневнике прадеда, происходили как раз два века назад. Мог ли Гамильтон быть компаньоном Райет? Но, что самое главное, хочу ли я знать, был ли он ее компаньоном? Хочу ли я знать, разделял ли он ее взгляды? Магоскоп был разобран и частично разбит, он не функционировал больше десяти лет – лучшие из лучших бились над его восстановлением. Восстановлением, которое было жизненно необходимо, ведь тварей стало только больше…
– Слева, – коротко произнес Гамильтон.
Зачерпнув силу, я выставила щит, а после добила мелкую тварюшку.
– Они живут стаями, – это мы с компаньоном выдохнули в унисон.
Бросок, щит, бросок. Нет времени ни для арбалета, ни для метательных игл.
Как нет и реальной угрозы: эти тварюшки неопасны. Хоть и отнимают время.
– Последний, – удовлетворенно произнес Гамильтон и раздавил противника лапой.
До Гиблой Рощи оставалось всего ничего, когда мне почудился блуждающий огонек.
– Я что-то вижу, – напряженно произнесла я.
– Где?
– На шесть часов. Нет, на восемь. Нет…
– Пальцем покажи, – мрачно вздохнул Гамильтон, – когда ты научишься воображать перед собой циферблат? Это ведь так просто: представила часы – поняла, подле какой цифры расположен враг, – навела меня.
– Оно мечется! И… Исчезло. Это был огонек, такой… полупрозрачный, – я потерла переносицу, – или его не было?
Мы остановились. Тропка вдоль Гиблой Рощи прямо под нашими ногами. Внутри Гиблой Рощи брошенный храм, в котором за столько лет наверняка завелось нечто эпическое. Но… Но я видела огонек, и он, юркий, улизнул куда-то к центру Рощи.
– Нас там съедят, – отметил Гамильтон, когда я сделала первый шаг.
– Мы будем сопротивляться, к тому же у меня при себе соль.
– Чтобы таинственной хтони было повкусней?!
– Чтобы пересолить друг друга и таинственная хтонь сказала: «Оу, нет, я слежу за водно-солевым балансом», – нервно хихикнула я. – И к тому же Храм просматривается из, если я не ошибаюсь, во-он тех кустов. Их разведчики издалека обстреливают, чтобы не разрастались.
Добравшись до кустов, мы всмотрелись в темную громаду храма. Входить в саму Рощу разведчикам запрещено, потому мы не спешили к призывно белеющим ступеням.
– Огня нет.
– Но он был.
– Уверен?
– Чую запах сгоревшего пороха, – проинформировал меня Гамильтон. – Наша цель – Свеча.
Кивнув, потерла друг об друга заледеневшие ладони и потянулась к сокрытой в последней сережке силе. Мне нужен поисковик. В Роще нет ничего живого: ни зверей, ни птиц. Если там заблудился случайный контрабандист и его еще не сожрали, будет яркий отклик.
Отклика не было. Громада храма издевательски белела ступенями и манила, манила нарушить одно из главных правил разведчика.
– Идем.
Резко развернувшись, я направилась к едва заметной тропке.
– Соль зря пропадет, – хмыкнул Гамильтон. – Хотя я удивлен твоим решением.
– Мы осмотрим храм после того, как запишем координаты Пересветов.
– А, нет, не удивлен. Только как ты планируешь передать координаты?
– Через одного из твоих хвостиков, разумеется, – я пожала плечами, – это же очевидно.
Тропка легко стелилась под ноги, и мы с Гамильтоном почти бежали. От Гиблой Рощи до Свечи совсем немного. Плюсом ко всему идет то, что часть пути мы проделаем по старой, но все еще не заросшей дороге. Увы, секрет этого ровного и гладкого покрытия был утрачен.
– Неприятно, – проворчал Гамильтон, – терпеть не могу это «цок-цок-цок».
– Дорога скоро закончится, – успокоила я его. – И потом, вспомни, как звучит металлическая набойка на гулком мраморе большого холла. Особенно если у хозяйки легкая косолапость и одна нога все время подворачивается.
– Спасибо, мне стало неприятней, – хмуро отозвался мой компаньон.
Лежащая справа от нас роща поредела, и мы увидели величественный силуэт Свечи. Из-за неоднократных разрушений ее контур наверху слегка походил на оплавленный воск.
– Иди за мной след в след, – в унисон произнесли мы с Гамильтоном.
– Ладно, и чьей дорогой пойдем? – спросила я у компаньона.
– Хочу на ручки, – хитро улыбнулся он и резко уменьшился.
– Имя тебе – коварство и наглость.
– Это два имени, – ухмыльнулся он и поудобнее устроился на моих руках.
Я сделала первый шаг, благо умение видеть легкую паутинку магии меня все еще не покинуло.
К Свече нельзя пройти единственно верным путем. Каждый разведчик прокладывает свою дорогу сам, уповая лишь на свои знания и умения. И, уходя, он обязательно деактивирует одну-две ловушки, чтобы оставить на их месте свои проклятья.
Вот и ворота. Оплавленные, искореженные и заржавевшие, но все еще выполняющие свою функцию. Приложив ладонь к старому гербу Маго-Научного Комплекса, я мысленно представилась.
«Вильгельмина Фоули-Штоттен, баронесса, разведчик и мастер окраинной стали».
Ворота отворились без единого скрипа, и я не без трепета ступила внутрь.
С каждым шагом темный коридор освещался голубовато-зеленым светом. Он исходил от потолочных панелей, что нависали над нами. Нависали и были местами повреждены.