Есть ли жизнь за МКАД… ой?
Шрифт:
Глава 1
Всю дорогу я угрюмо молчала, сидя на заднем сидении «Шевроле Нивы» и сверля взглядом стриженый затылок Глеба Матвеевича – начальника отцовской охраны. Не привыкла, чтобы папины подчинённые так строго со мной общались, вот и злилась на себя за то, что поддалась нажиму и теперь еду неизвестно куда. Приятная музыка французского радио сменилась хрипом и шорохами, Глеб Матвеевич выключил приёмник:
– Здесь не ловит. Запустить магнитолу? – Я молча мотнула головой. Никакая музыка не способна поднять мне настроение. Глебов ободряюще констатировал: –
Я бросила взгляд в окно. Машина ползла вокруг поросших осинником бугров. Лишь просёлочная дорога под колёсами намекала, что где-то рядом есть жизнь. Куда это меня завезли? Отдавая команду одеться попроще, оставить дома все гаджеты и спускаться в подземный гараж, Глеб Матвеевич обещал объясниться позже. Я так огорчилась из-за сорвавшейся встречи с подругами, что особо не расспрашивала, лишь пересаживаясь в неприметном дворе из Мерса в Ниву, засомневалась в целесообразности таких кульбитов.
– Автомобиль босса не должны засечь камеры на выезде из Москвы, – хмуро пояснил недовольный моей медлительностью Глебов.
Я надеялась в скором времени увидеть элитный посёлок или хотя бы коттедж в развитом СНТ, однако туда должна вести асфальтовая дорога, а не унылая народная тропа.
Вот деревца расступились, демонстрируя пасторальную картину: на цветущем лугу паслись грязно-белые козы, чуть дальше блестела лента реки, а прямо по курсу из высокой травы торчал покосившийся забор, подпираемый шеренгой усыпанных плодами вишневых деревьев.
– Это что? – я не верила глазам. – Мы попали в позапрошлый век?
Глеб Матвеевич хмыкнул и ответил:
– Тогда здесь было многолюднее. Ещё в шестидесятые кипела жизнь. Благие Вешняки имели клуб и школу-восьмилетку. А сейчас в основном дачники, да и то: раз, два и обчёлся… Однако это нам и нужно.
– Кому нам?
– Тебе, Мари. Тебе, боссу. Ну, и мне. Потому как, если не уберегу любимую дочурку начальства, распрощаюсь с головой.
– Что-то не похоже, что меня хотят уберечь, скорее уморить, – предположила я, рассматривая проплывающие мимо невзрачные домики, сошедшие со страниц реферата о горькой доле крепостных крестьян.
Мы остановились около домишки, который ничем не выделялся из общего скорбного ряда. Не назвала бы его двухэтажным, хоть и заметила над первым рядом окон второй, стиснутый треугольной крышей.
– Приехали! – объявил Глеб Матвеевич, заглушая мотор. – Осваивайся пока, я вещи в дом отнесу.
– Какие вещи? – удивилась я, поскольку ничего из дома не брала.
С усилием отстегнула заевший ремень безопасности, вышла из машины и замерла от неожиданности. Мягкий, пахнущий травами, вишней и ещё чем-то очень приятным воздух опьянил и наполнил меня оптимизмом. По жилам потекла благодать. Эффект от целебных ароматов или тупо реабилитация после долгой неподвижности в коробчонке на колёсах? Я опустила взгляд и заметила жизнь под ногами: деловито прошуршала, прячась в траве, ящерка, загудел шмель, перелетая на соседний цветок, закружилась в танце бабочка Шоколадница. В густых ветвях вишни громогласно чирикали невидимые птахи, сквозь дыру в заборе степенно, словно приглашённый аудитор, зашёл петух и остановился, рассматривая меня одним глазом.
Глебов успел добыть из багажника огроменный чемодан и понёс к дому, бросив мне через плечо:
– Идём! – тут же поторопил: – Мари! Рюкзачок из салона прихвати!
Ещё в дороге мне объяснили, что в невзрачной котомке, втиснутой между сидениями, находятся чужие документы, наличка, банковские карты и мобильный телефон для связи на крайний случай. Всё это никоим образом не намекало на моё родство с бизнесменом Сергеем Звонарёвым, я могла смело пользоваться, не опасаясь выдать себя.
В доме оказалось на удивление чисто. Давно не крашенные и местами сияющие светлым деревом дощатые полы кто-то недавно вымыл, в комнате, куда я вошла, стоял особый запах. Паутины и пыли не было ни в углах, ни на потолке, подоконники тоже выглядели аккуратно, даже нарядно из-за кружевных салфеток. Только горшков с цветами не хватало, чему я вообще-то обрадовалась. Терпеть не могу всякие столетники, герань и фиалки, о которых надо как-то по-особому заботиться.
– Соседка старалась уют навести, – ответил на незаданной мною вопрос Глебов, – я её просил. Познакомлю вас. Если какие трудности, смело к ней обращайся. Тётя Фрося.
– Фрося? – переспросила я, удивившись. – Бурлакова?
Глебов повернулся ко мне, изумлённо сморщив лоб:
– Ты видела этот фильм?
– Какой? – пожала я плечами. – Бабушка так говорила, когда вокалом со мной занималась.
– А-а-а… – понятливо протянул папин главный охранник и заскрипел ступеньками на второй этаж. – Вещи сама развесишь, хорошо?
Я не ответила. Села на венский стул – удивительно приличный, хотя смастерили его давным-давно на какой-нибудь советской фабрике и ни разу не реставрировали. Поставила на стол рюкзачок, раскрыла и вытащила на свет божий скромное содержимое.
– Это телефон?! Он мёртвый!
Кнопочное недоразумение никак не отзывалось на мои попытки его реанимировать.
Глеб Матвеевич дробно скатился вниз и раскопал в общей куче зарядку:
– Сейчас всё будет, Мари, не переживай так.
Он подошёл к подоконнику, где из стены торчала пожелтевшая розетка и поставил допотопную мобилу заряжаться.
– А интернет? Тут есть хоть что-нибудь приличное?
– Тут и интернета нет, – мой тюремщик повернулся с самым суровым лицом, на какое был способен. А он способен! Не зря вся отцовская охрана ходила по струнке и боялась шефа, пожалуй, больше чем босса.
– В смысле, нет? – пролепетала я. – А музыка, фильмы, соцсети?
– В соцсети заходить запрещено, даже под чужим ником. Ты можешь привлечь ненужное внимание. Отдохни от всего этого. Прогулки, зелень, ягоды… Там наверху книги – целая библиотека…
– Говорю же: позапрошлый век! И как долго мне томиться в неволе?
– Пока отец не решит ситуацию. А она поверь, Мари, весьма трудная. И опасная. – Всё ещё сохраняя строгий вид, Глебов направился к выходу: – Подожди минутку, я тётю Фросю кликну.
Едва Глеб Матвеевич вышел на крыльцо, со двора послышался заливистый лай. Я испугалась. Не за Глебова – у него травмат в кармане пиджака. За животное, которому пуля моментально изменит качество жизни. А то и попросту прикончит.
***