Есть памяти открытые страницы. Проза и публицистика

Меркушев Виктор Владимирович

Энгельгардт не обманул ожиданий Матюшкина. Хорошо зная Головнина, он попросил его взять юношу в кругосветку. Покидая Лицей, Матюшкину было нелегко расставаться как с товарищами и педагогами, так и с самим местом своей учёбы. Годы, проведённые в Лицее, сделали для него Царское Село вторым домом:

«Был у нас выпуск: Государь на оном присутствовал, посторонних никого не было: всё сделалось так нечаянно, вдруг; я выпущен с чином коллежского секретаря; ты конечно поздравишь меня с счастливым началом службы. Ещё ничего не сделавши – быть X класса. Конечно это много, но мы судим по сравнению: некоторые выпущены титулярными советниками, но об этом ни слова.

Я вознагражден тем, что Директор наш Е. А. Энгельгардт, о котором я писал к тебе уже несколько раз, обещал доставить мне случай сделать морское путешествие. Капитан Головнин отправляется на фрегате “Камчатка” в путешествие кругом света, и я надеюсь, почти уверен идти с ним.

Наконец, мечтания мои быть в море исполняются; дай Бог, чтоб ты был так счастлив, как я теперь. Однако мне не достает товарищей, – все оставили Царское Село, исключая меня. Я, как сирота, живу у Е.А., но ласки, благодеяния сего человека день ото дня, час от часу меня более к нему привязывают. Он мне второй отец. Не прежде как получу известие о моем счастии (ты меня понимаешь), не прежде я оставлю Царское. Шестилетняя привычка здесь жить делает разлуку с ним весьма трудною».

Матюшкина приняли к капитану Головнину волонтёром, и только в декабре 1819 года он был зачислен мичманом в 21-й флотский экипаж.

Весной 1820 года лейтенант барон Ф. П. Врангель предложил Матюшкину отправиться вместе с ним в экспедицию к берегам Ледовитого океана для описи побережья Восточной Сибири. За время путешествия Матюшкин провёл описание Большого Анюя, правого притока Колымы, Медвежьих островов и острова Четырёхстолбового. «Земли Андреева», поиск которой был также намечен в целях экспедиции, путешественники так и не обнаружили. Поиском этой земли, как и «Земли Санникова», занималась уже не одна полярная экспедиция. Предполагалось существование материка Арктиды, но ничего, кроме островов-призраков, исследователям обнаружить так и не удалось.

В разъездах по арктическим пустыням и в нелёгких походах по льдам и торосам прошли для Фёдора Матюшкина долгих четыре года, полные лишений и опасностей.

Из экспедиции в Петербург Матюшкин привёз не только новые карты и описания, он сделал множество зарисовок, записей о виденном и пережитом, а также составил словарь чуванского и оздокского языков.

25 августа 1825 года ему вновь было предложено отправиться в кругосветное плавание, теперь на военном транспорте «Кроткий». Вышел в плавание Матюшкин уже в звании лейтенанта флота.

Летом 1828 года Фёдор Фёдорович был переведён на Черноморский флот и прибыл в эскадру адмирала графа Л. П. Гейдена. С началом русско-турецкой войны 1828–1829 годов эскадра крейсировала в Средиземном море, а Матюшкин, командуя различными военными кораблями, в качестве вахтенного начальника участвовал с эскадрой Гейдена в блокаде Дарданелл.

В декабре 1829 года Матюшкина назначили командиром брига «Ахиллес». В 1837–1838 годах он, будучи капитаном фрегата «Браилов», принимал участие в войне против горцев. Отличившись при взятии Туапсе и Шапсухо, Матюшкин был произведён в 1838 году в капитаны 2-го ранга, затем, в 1840 году, становится капитаном 1-го ранга. И, наконец, в 1849 году Фёдор Фёдорович произведён в контр-адмиралы.

За мужество и личную отвагу Матюшкин был награждён Орденом святого Владимира трёх степеней, Орденом святого Георгия 4 степени и Орденом святого Станислава 1 степени.

Смерть своего лицейского товарища Пушкина Матюшкин переживал очень тяжело. В феврале 1837 года он писал Яковлеву: «Пушкин убит! Яковлев! Как ты это допустил? У какого подлеца поднялась на него рука?»

С 1852 года Матюшкина перевели на Балтику. Он поселился в Санкт-Петербурге, продолжив службу административной работой в морском ведомстве. Через пятнадцать лет Ф. Ф. Матюшкин был произведён в адмиралы.

В 1871 году был создан Комитет по сооружению памятника Александру Сергеевичу Пушкину и объявлен сбор пожертвований, поскольку власти устранились от своего участия в этом проекте. За установку монумента боролись сразу несколько городов. Матюшкин, как член Комитета, предложил поставить памятник поэту в Москве, на его родине.

Фёдор Фёдорович не только свято хранил память о Лицее и о лицейской дружбе, на нём лежала ответственность за бесценный архив Лицея, насчитывающий к тому времени сотни единиц хранения.

Лицейский архив, долгое время находящийся в ведении «старосты» Яковлева, перешёл к Матюшкину, который он передал незадолго до смерти академику Якову Гроту – лицеисту выпуска 1832 года, исследователю первоначального Лицея и «пушкинского набора».

Матюшкин многое успел рассказать Якову Карловичу. Не без его помощи Я. К. Гротом был создан небезызвестный труд, на который и теперь ссылаются все пушкинисты – «Первенцы Лицея и его предания».

Алексей Илличевский

1798–1837

В Лицее Пушкина сравнивали с поэтом Дмитриевым, а Илличевского – с Державиным. Лицейские сочинители писали: «О, бессмертный Илличевский, меж поэтами ты туз». Правда, были и другие, которые пальму первенства отдавали Пушкину. Тем не менее, имена Пушкина и Илличевского в Лицее стояли рядом и для лицеистов, и для педагогов.

Их и вправду, очень многое связывало и не только непреодолимая страсть к поэзии. У обоих был очень острый язык, быстрая реакция, они прекрасно рисовали и оба не любили точные науки. У них были общие лицейские друзья, они были влюблены в одних и тех же женщин, и даже во внешнем облике у них можно было уловить некоторое сходство. У обоих не случилось удачной карьеры, и оба ушли из жизни в один год – 1837.

Лицей связал, но он же и разделил эти две судьбы. Слава Пушкина ярко засияла после выпуска из Лицея, Илличевский же после 1817 года канул в безвестность. А, может быть, их разделил иной жребий: Пушкину дозволено было прочесть перед Державиным собственное творение «Воспоминания в Царском Селе», а Илличевскому нет. Кто знает, что случилось бы с нашими стихотворцами, если бы словесник А. И. Галич выбрал бы для прочтения перед мэтром российской поэзии сочинение Илличевского? Возможно, в душе честолюбивого юноши исчезло бы самоощущение «вечно второго», которое никогда не оставляло Илличевского, и он смог бы мобилизовать весь свой талант, который у него, безусловно, был, и поднять все силы души для вознесения своей Музы. Но случилось не так, похвала Державина окрылила Пушкина, а Илличевскому ничего не оставалось как признать, что гений возможен только один, и покорно стать в очередь перед Случаем в качестве способного стихотворца, каких немало подарил нам щедрый на таланты XIX век. Но Случай не предоставил Илличевскому ни единого шанса.