Есть такие
Шрифт:
Лес впереди уже не казался позолоченным, а был испещрён чёрными пятнами движущихся теней . Мы, как завороженные, стояли и смотрели с высоты на это удивительное зрелище. Птицы медленно планировали над самыми верхушками леса, бурым золотом отливали только их спины и верх могучих крыльев.
– Смотри! Справа ещё одна группа направляется с холмов к солнцу.
– О! И с левой возвышенности! Они все летят на закат. Всегда. Вальдшнеп -- это вечерняя птица. Максим, а знаешь, нас ожидают перемены в личной жизни, - сказала она как-то грустно.
– Так ведь с нами эти перемены
– Нет, мне кажется... Если бы мы увидели такое множество вальдшнепов "до" того... А мы увидели их представление "после" того... И перемены в жизни "будут", а не "произошли". У нас так говорят...
– Иона, в жизни всегда происходят перемены! И что? Не жить теперь что ли! Через две недели занятия в школе заканчиваются! Лето впереди! У нас с тобой вся жизнь впереди!
Со всех сторон на нас опускались вечерние сумерки. Округа начала погружаться в прохладную тишину. Мы не спешили по домам, нам и здесь было хорошо.
В начале июня нас отозвали из Монголии. Это я узнал от отца только в поезде уже на территории СССР, когда подъезжали к Уралу, до этого родители делали вид, что собираются в отпуск на три недели. Я не хотел уезжать, но Иона только усмехнулась: "Езжай! Я хоть отдохну от тебя!"
И вот мои родители меня обманули. Меня словно по лицу ударили! Если б знали окружающие, как заныло моё сердце! Только одна мама почувствовала ту пустоту, что одолела меня. Ни город, ни Родина не радовали. Всё и все чужды душе. Я не выходил из квартиры, сидел безмолвно, скованный предательским холодом.
А потом была война... грязь... голод... холод... боль... смерти...
Вернулся домой за месяц до окончания войны, комиссовали из госпиталя. Соседка, когда-то мы учились вместе в начальных классах, плакала над только что полученной похоронкой мужа, двое девчушек шести и четырёх лет молчаливо смотрели на мать, съёжившись на диване. Она отдала мне ключи от квартиры, за которой присматривала все эти годы, подала похоронку на отца, что пришла ещё в 1942 году, рассказала, что мама умерла в прошлом 1944 от операции после надсады.
Потом работа на Уралвагонзаводе началась не очень удачно, опять госпиталь -- вынимали оставшийся осколок из груди, тяжёлая реабилитация. Соседка ухаживала за мной, да так и осталась в моей квартире, поселив свою мать с малышками.
В первый же отпуск я собрался на поиски своей любви, знал, что сюда не вернусь. Граница из Бурятии была легко проходимой. Я хотел тишины, хотел жить среди горных холмов, покрытых лесами, хотел купаться в ледяной воде горной реки, хотел вновь восхищаться полётом удивительных, таинственно медлительных вальдшнепов. Я хотел прижать к себе Иону и никогда не выпускать её из своих объятий!
Но их селения как не бывало! Кто говорил, что наводнением смыло, река действительно стала шире, подмыв берег, на котором когда-то стояли дома. Кто-то даже говорил, что все жители погибли... Никаких следов -- всё заросло мелким кустарником, только высоко на повороте холма угадывались очертания спортивной площадки под молодой порослью. Вернулся на Урал, женился на соседке, удочерив девчонок...
Мальчуган опять подошёл со своим кроссвордом, сегодня его очередь была приглядывать за дедом -- тот лежал на спине с широко открытыми глазами.
– И-о-на! И-о-на! Прости!...
– Кричало внутри! Но он лишь едва шевелил губами...
– Мама! Мама! Дедуля умирает!
– Бросился мальчуган в сад.
– Мама! Беги скорее! Дедуля умирает!... Икону просит!...
ПРЕДСКАЗАНИЕ.
Второй день свадебного вечера подходил к концу, но гости не собирались разъезжаться, все три больших комнаты в старом заводском доме были забиты, но стало немного потише, чем вчера. Мужчины, что постарше, громко о чём-то судачили в той, что поменьше; в той, что у входа, соседки помогали хозяйке справиться с угощением, а за свадебным столом молодёжь веселилась в полную силу под присмотром мамы и свекрови.
Вчерашнее свадебное платье она сменила сегодня на белый костюмчик, вместо фаты сегодня в волосах белый игольчатый цветок на левую сторону головы. Статный муж восседал на отведённом ему месте. Танцевать в тесноте не хотелось, и она вышла проветриться. Проходя мимо взрослых, остановилась, привлечённая громким спором, присела рядом с отцом на лавочку. Муж хозяйки, тётки жениха, невысокий щупленький с тремя белыми волосками на голове, брызгая пьяными слюнями, что-то доказывал собравшимся, тыкая указательным пальцем то одному под нос, то другому.
– Ты мне не тычь! Я не Иван Кузьмич!
– Не выдержал отец такой бесцеремонности, отталкивая руку соседа уже не первый раз.
Вообще, отец всегда был сдержан и не особенно разговорчив, но вынужден был находиться в этой чуждой ему компании из-за неё. Она прижалась головой к его плечу, улыбнулась, погладила его по руке. Он терпеливо вздохнул.
Это произошло неожиданно, сват опять протянул свой указательный к лицу отца -- тот откусил ему конец и выплюнул назад через плечо. Хлынул фонтан крови! Все отрезвели, бросились искать бинт! Сват визжал! Один отец сидел спокойно:
– Я предупреждал. Не тычь! Я не Иван Кузьмич!
– Вытер салфеткой рот и вышел из-за стола.
Приехала скорая, забинтовали палец. Хозяйка нашла на полу окровавленную фалангу с целым ногтем, тихо плача делилась с соседками этим горем. А молодёжь в соседней комнате отплясывала так, что посуда на столах звенела. Мама, как узнала о произошедшем, обеспокоенно промолвила:
– Это не к добру, дочка! Ой, не к добру!
Спали гости обе ночи у соседок. На третий день все потихоньку начали собираться по домам. Сват со своим перевязанным обрубком ни на кого не смотрел, сидел в уголке на кухне, так как место для его болячки не было предусмотрено.