Есть женщины в русских селеньях

Стрехнин Юрий Федорович

Распрощавшись с тетей и взяв кошелку с пожитками, в которых был запрятан «Северок», она отправилась в путь. В установленном месте ее ждал связной от партизан.

Ночью партизаны провели Сашу мимо немецких позиций.

ПОКА ТЫ ЖИВА

Разумом Саша понимала, что надежды на спасение нет. От ее поведения зависело, больше или меньше станут мучить ее фашисты, скорее покончат с нею или будут еще медлить с этим, видимо, рассчитывая, что им все же удастся получить от нее хоть какие-либо сведения. Бывали

моменты, когда Саше хотелось лишь одного — чтобы скорее все кончилось. Недавно, после очередной попытки добиться от нее признания, все тот же лощеный гестаповец снова привел её в сарай и поставил спиной к поленнице. Как и в первый раз, он грозился, что убьет ее, выстрелил. Пуля, как и в первый раз, ударила повыше Сашиной головы, в дрова. Этот гестаповец был, видно, натренированный стрелок...

«Репетиции» расстрела стоили Саше немалого. Она как бы дважды пережила свой конец. Но то, что гестаповец дважды стрелял в нее и оставил жить, в какой-то мере возбудило в ней надежду, что и в следующий раз обойдется такой же «репетицией». А время идет...

А что, если наши начали наступление здесь, в Белоруссии, ведь должно же оно скоро начаться — именно в связи с этим и была сброшена группа. А может быть, наступление уже началось? И скоро немцы побегут, свобода распахнет дверь ее камеры... Но Саша отдавала себе отчет и в том, что гестаповцы, если им придется убегать, или убьют ее, или увезут с собой. А вдруг наша авиация, когда начнется наступление, совершит налет на город? Фугаска падает прямо в гестапо, оно горит, немцы разбегаются, дверь камеры удается открыть...

Мечты, мечты... А если посмотреть здраво — рассчитывать на спасение не приходится.

«А тогда, в Михайловке? — припоминает Саша. — Ведь так же считала».

...Лето сорок второго года. Третий прыжок в новой группе за линией фронта, снова недалеко от родных мест.

Спрятав после приземления парашют и «Северок», одетая деревенской девушкой, Саша с надежными документами пришла в Михайлову.

Быстро отыскала дом, где ей была приготовлена конспиративная квартира. Поселилась там на положении родственницы и начала свою тайную работу.

Однажды в дом заглянул полицай.

— Кто такая?

— Племянница моя, — объяснила хозяйка.

— Откуда? — полицай пристально посмотрел на Сашу.— Документ кажи!

Саша подала справку на имя Таисии Беловой из села Рог-Колодец.

Прочитав справку, полицай еще раз внимательно взглянул Саше в лицо:

— Белова? Таисия?

— Она самая, — постаралась улыбнуться Саша. — А что?

Полицай продолжал вертеть в руках справку.

— В Рог-Колодце всех знаю. И Беловых знаю. Там их много. Ты из каких Беловых? Где ваша хата?

Саша бойко ответила. Свою «легенду» — биографию, придуманную для нее перед вылетом, она заранее выучила назубок.

Но ее ответ, видимо, не рассеял подозрений полицая. Справки он не вернул и, подозрительно глядя на Сашу, сказал:

— Всех Беловых помню, а вот тебя...

И, сунув справку себе в карман, скомандовал:

— Марш в комендатуру! Там разберутся, откуда ты есть и кто.

Что

оставалось? Хорошо хоть «Северок» надежно спрятан. С ним бы не отвертеться...

В дежурке комендатуры полицай передал Сашу под надзор другому, а сам пошел доложить. Через некоторое время вернулся:

— Приказано отвести тебя к самому господину подполковнику Швереру. Он разберется.

Тогда Саша еще не знала, кто такой Шверер. Только позже ей стало известно, что он — высокий чин из немецкой разведки, временно имеющий свою резиденцию при Михайловской комендатуре.

Толстый, рыжий, немолодой, с расстегнутым по случаю жары воротником мундира, Шверер встретил Сашу приветливо.

— Ну, чего плачешь? — спросил он ее на чистейшем русском языке. — Ни в чем не виновата, так домой отпустим. Не реви.

А Саша, размазывая по щекам концом головного платка слезы, старалась вовсю: с самого начала она решила, что, как только начнут допрашивать, прикинется напуганной деревенской девчонкой, простоватой и наивной.

— Так говоришь, ты из села Рог-Колодец? — спросил Шверер, заглядывая в переданную ему полицаем справку. — Кто тебе этот документ выдавал?

— Староста.

— Его фамилия?

Саша назвала.

— Кто у тебя там родственники?

Она перечислила и всхлипнула:

— Отпустите же меня, бога ради. У меня тетя больная...

— Ничего, ничего, — кивнул Шверер. — Скоро вернешься к тете. Только повтори еще раз мне свою легенду.

— Какую легенду? — с нарочитым удивлением спросила Саша плачущим голосом. — Не знаю я ничего!

— Своей легенды не знаешь? — улыбнулся Шверер. — Ну ладно, ладно. Ты на «Северке» работаешь?

— Я в артели работала! — ответила Саша. — А потом в своем хозяйстве. Сейчас тете помогаю.

— И давно ты с нею познакомилась?

— С тетей-то? Да я ее с младенчества знала.

— Допустим... У нее ты давно?

— С неделю... Ой, что ж я такого сделала, чтоб меня хватать? Пожалейте же вы меня, ни в чем я не виноватая!..

Саша старалась, чтобы выглядеть как можно более запуганной и жалкой. Ей показалось, что Шверер уже введен в заблуждение этой игрой. Добродушно улыбаясь, он вышел из-за письменного стола, приблизился к ней, тронул за плечо:

— Ну что ты слезы льешь, дурочка? Я ж тебя не собираюсь есть живьем. Просто надо все выяснить и проверить. Твоя хозяйка — в самом деле твоя тетя?

— Да чья ж? Что же я до чужой тети пойду?..

— А кто тебе к ней пароль дал?

— Какую пароль? Не видала я никакой пароли! Саша поняла, что Шверер ее основательно подозревает.

Хотя она каждый раз меняла место, с которого вела передачу, но, может быть, немцы уже пеленговали ее «Северок»? Не ради ли этого Шверер находится здесь?

Игра, похожая на игру кошки с мышью, продолжалась... Шверер прикидывался, что во всем верит напуганной девушке, и вдруг, глядя Саше прямо в глаза, задавал вопрос, из которого явствовало, что он подозревает в ней разведчицу-радистку. Но ни разу ему не удалось застать Сашу врасплох: она продолжала искусно вести свою роль.