Естественная история драконов: Мемуары леди Трент
Шрифт:
Только это и спасло меня от полного позора. Это значило, что я не поставила под угрозу свои перспективы – если только не дала мистеру Кэмхерсту повода посплетничать обо мне с кем-либо еще.
– Прошу прощения, – сказал этот джентльмен, остановив взгляд на мне. – Я вовсе не хотел перебивать вас.
Да он и не перебивал – я умолкла сама, прежде чем он успел это сделать. Однако внезапная остановка лишила меня дара речи. От этого плачевного состояния меня спасло только явление беспутного братца.
– Конечно, нет! Это – прерогатива брата! – сказал Эндрю, подавая мистеру Кэмхерсту руку. – Эндрю Эндмор.
В те дни мое умение держаться в обществе оставляло желать лучшего – как впрочем, и сейчас; с тех пор оно дополнилось лишь величием прожитых лет, – но два года практики уберегли меня от окончательного провала. Несмотря на смутившие мою душу страх и влечение (страх перед незнакомым мужчиной и влечение к драконам – большинство юных леди чувствовали бы ровно обратное), я ухитрилась исполнить приемлемый реверанс.
– Очень рада, – сказала я.
Мистер Кэмхерст склонился к моей руке и поцеловал воздух над моими пальцами. Представившись в ответ, он тут же отвлекся от меня и обратился к мистеру Суорджину:
– Так кто же этот альбинос, сэр?
– Выштранский горный змей, – ответил натуралист. – Конечно, их естественный окрас – серый. Данная особь – действительно альбинос, как вы можете видеть по цвету глаз.
Эндрю за спиной мистера Кэмхерста строил мне комичные рожи. Я понимала, чего он хочет: его весьма позабавило бы, продолжи я болтовню о драконах. Однако с мама случилась бы истерика уже оттого, что я была в зверинце. Мое поведение (в случае каких бы то ни было доносов) должно было оказаться выше всяких упреков. Будь я мудра, я бы оставила мистера Кэмхерста с мистером Суорджином, пока соблазн не сделался слишком силен.
Но, конечно, житейской мудростью я не блистала. Как и у Аманды Льюис, мои представления о мире были сформированы чтением. Круг чтения Аманды был таков, что она ожидала от жизни сплошной череды балов, дуэлей и весьма своевременных гроз; я же, благодаря книгам, ждала от жизни интеллектуального общения равных с равными. Поймите, я прочла великое множество работ, написанных мужчинами, для которых интеллектуальное общение было образом жизни, и даже не сознавала, сколь маловероятен такой образ жизни для меня. В свои наивные шестнадцать я полагала, что Джейкоб Кэмхерст может стать моим другом.
Дело решил мистер Суорджин, упомянув меня в данном мистеру Кэмхерсту ответе:
– Мисс Эндмор права: все три особи – карлики. Зеленый – это мулинский болотный змей, золотистый – пустынный дракон из южной Ахии. Его Величество очень хотел бы иметь взрослых особей, развитых в полной мере, но содержать их в зверинце невозможно. Вы, несомненно, заметили решетки, отделяющие их друг от друга, а болотного змея, сверх того, приходится постоянно держать в наморднике. Этот экземпляр упорно испускает дуновения на всех вокруг, и, хотя две прочие особи переносят это легче, чем мы, люди, особой радости это не доставляет никому.
– Экстраординарное дуновение, – пробормотал мистер Кэмхерст, взглянув в сторону неподвижной зеленой туши.
Конечно же, я узнала слова из «Естественной истории драконов»! То был термин, введенный Эджуортом в обиход для описания шестого, окончательного видового признака «дракона настоящего». Все особи этого вида способны выдыхать с воздухом нечто еще, будь то легендарный огонь или что-либо другое.
Общая теория юных леди, бытовавшая в те времена, гласила, что любопытство привлекает молодых людей лучше, чем знания. Вооруженная этим сомнительным фактом, я рискнула задать вопрос, ответ на который и без того знала:
– Чем же он дышит?
К моему разочарованию, вместо мистера Кэмхерста ответил мистер Суорджин:
– Ядовитыми парами, мисс, – сказал он. – Весьма неприятными и вредными для легких. Перед кормежкой приходится опускать в те промежутки меж решеток дощатые щиты, чтобы хоть как-то уберечь двух прочих особей, когда с мулинца снимают намордник.
– Как мне представляется, альбиносу приходится особенно нелегко, – заметил мистер Кэмхерст.
– Удивительно, но нет, сэр. Пусть внешность не обманывает вас. Для карлика и альбиноса эта особь весьма вынослива. Хуже всего приходится ахиатке. Хотя она – существо несколько пугливое и нервное…
«Она…» Мистер Суорджин впервые упомянул о половой принадлежности драконов. Оказывается, золотистый ахиатский дракон, вышагивавший по вольеру под моими ногами, – самка! Я поспешила отвести взгляд. К счастью мулинец лежал, свернувшись в клубок, и я не оконфузилась, устремив взгляд куда не следует.
Но тут я отметила некоторую странность. Ахиатка была самкой, мулинец – самцом, но о выштранском драконе мистер Суорджин не сказал ничего определенного. Эту-то мысль я и высказала вслух, лишь после этого сообразив, что мой вопрос могут счесть непристойным:
– А какого пола тот альбинос?
– Никакого, мисс, – ответил мистер Суорджин. Мистер Кэмхерст вновь взглянул на меня. Оставалось только надеяться, что он не скандализирован моим вопросом. – Горные змеи не имеют… – взгляд его скользнул в сторону. – У них не развивается подобных признаков, – продолжал он, внеся поправки во фразу, которую намеревался использовать изначально, – до полного созревания. Наш выштранец остается недоразвитым и, таким образом, бесполым.
Это было изумительно. Мне захотелось задать еще множество вопросов, но тут мистер Суорджин заметил экскурсанта, перегнувшегося через ограждение над вольером болотного змея.
– Прошу прощения, – коротко бросил он и устремился к неосторожному джентльмену.
Это оставило меня в смешанных чувствах. С одной стороны, я счастливо лишилась возможности продолжать задавать непристойные вопросы… но, с другой стороны, осталась с мистером Кэмхерстом наедине.
Если, конечно, не считать брата. Он великолепно заменил собой юную леди – по крайней мере, в вопросе соперничества любопытства со знаниями. Эндрю знал о драконах не больше, чем средний молодой человек – то есть, что они огромны, покрыты чешуей и имеют крылья – и, к счастью, оставался в глубине души все тем же восьмилетним мальчишкой. Он начал расспрашивать мистера Кэмхерста сам, что обеспечило нам достаточный повод оставаться в его обществе, пока не пришло время покинуть зверинец (и, стоит добавить, оказаться с наветренной стороны от него). К тому времени я успела вставить в их разговор несколько замечаний и произвести на мистера Кэмхерста впечатление настолько благоприятное, что он угостил меня лимонадом, прежде чем водоворот светской жизни унес его прочь.