Естественное убийство – 3. Виноватые
Шрифт:
Леся махнула наполненную официантом рюмку.
Да уж! Жуткая гадость эта чёрная водка! Это Леська ещё тогда, сто лет назад, запомнила. Тем, кто её не знает долго и близко – а Алёна далеко не всем позволяет знать себя долго и близко, – Соловецкая может показаться жуткой заносчивой дрянью. На самом деле это не так. И если Алёна говорит: «Доверься мне», – то надо довериться.
Вернувшись с едва початой бутылкой домой, Леся купила билеты, договорилась с нянькой. И опрокинув в себя почти полный двухсотграммовый стакан, Олеся Александровна уснула. Спала она тревожно. Ей снилось, что она та самая черепаха, на которой покоятся три слона, на которых, в свою очередь, лежит земля. И черепаха устала. Её растоптали слоны. И не поняли те, кто бегают по поверхности земли. Черепаха устала не потому, что устала, а потому, что её обидели. Обидели тем, что никому до неё не было никакого дела. Во сне черепаха плакала и падала в бесконечную пропасть, пытаясь сбросить со своей спины безумно любимых и безумно же ненавидимых ею слонов, землю и людей. Леська проснулась с мокрым лицом. На полу. Страшный психодел чудится тем, кто не пьёт в принципе, под принятую на пустой желудок пульс-дозу С2H5ОН.
Дарий, Даша и Жорыч страшно обрадовались. Дети всегда радуются, отправляясь в путешествие. А внезапное путешествие – это двойная радость! Неожиданный, необыкновенных размеров бонус, выражаясь бизнес-сленгом.
– А где папа? – любопытно проорал Дарий.
– Где этот папа? – эйфорично завизжал Жорыч.
– Мамочка, где папочка? – тихо и нежно спросила Даша.
Леся тихо пожала плечами. И сказала детям:
– Папа устал.
– А и ладно! – моментально утратив любопытство, проорал Дарий. – Где мой ранец?!
– Да и вот именно, всё равно с ним скучно! – зивизжал Жорыч, упихивая в икеевскую торбу все срочно необходимые ему с собой вещи. – В ранец много не влезет!
– Мамочка, ты плачешь? – тихо, испуганно и от испуга ещё нежнее спросила Лесю Даша.
– Нет! – твёрдо ответила Леся дочери и на полчаса заперлась в ванной комнате.
Через пять часов увешенная детьми и рюкзаками Леся прибыла в аэропорт Симферополя. Пройдя паспортный контроль и таможенный досмотр, она вышла в зал и тут же наткнулась на табличку «Леся Соколова», которую держал в руках таксист.
– Я. Здравствуйте.
– Всеволод Алексеевич Северный велел доставить вас в Балаклаву.
Леся была рада уже только тому, что хоть кто-то, хоть что-то, хоть кому-то велел и что ей не надо заботиться о том, куда и зачем она едет. Дети её не обременяли. Лесе было интересно со своими детьми. Но если бы Сеня хоть раз позаботился о трансфере или о гостинице, например… Всегда только Леся была ответственна за логистику отдыха. За логистику всего. Леся Соколова – неутомимая ответственная за всё. Не имеющая права на усталость, не претендующая на заботу.
Сама виновата.
Усадив детей на заднее сиденье, Леся села рядом с шофёром.
– Почему вы плачете? – поинтересовался он минут через пятнадцать.
– Даже не знаю, что вам сказать, – сквозь слёзы улыбнулась Леся.
– Странные вы, бабы, существа. Ваши все? – кивнул он назад, где Даша изображала третейского судью в споре Дария и Жорыча.
– Мои.
– Так радоваться надо!
– Я радуюсь.
– А почему плачете?
– Потому что не сказала «наши».
Глава девятая
Труп обнаружил Соколов.
Маргарита Павловна обычно вставала рано. Не изменила она своей привычке и наутро после праздничного банкета. Вчера между тостами в её честь она подошла к своему неожиданному постояльцу и испросила разрешения переночевать в своей квартире. Разумеется, Семён Петрович позволил. Так что она и внук ночевали в гостиной на диване. Сеня бессовестно свалился в спальне хозяйки. А Василий Николаевич сперва уснул за столом, затем Фёдоровна отвела его наверх и уложила спать во второй – его собственной – спальне хозяйской квартиры. Маргарита Павловна и Василий Николаевич уже давно не разделяли супружеское ложе. Супруг страшно храпел. Храпел ли он этой ночью, не слышал никто. Все были слишком утомлены шумным застольем. Утром Маргарита Павловна отправилась хлопотать по хозяйству. Внук Сашка вскочил раньше бабушки и отправился рыбачить на набережную. Семён Петрович спал долго. Проснувшись, ещё долго лежал в хозяйском джакузи, перекуривая под стаканчик хорошего, хозяйского же виски и вкусно грустя по своей печальной судьбе. Он уже видел себя в рубище идущим по дороге к свету, к чему-нибудь такому. Или – несущим свет кому-нибудь другому. Другим! Свет покоя! Ну не вышло из него олигарха – почему бы не переквалифицироваться в Будду, в мессию какого-нибудь? Придумать путь спасения человечества от… чего-нибудь!
Это было очень классно – лежать в огромном джакузи, в прекрасно отремонтированной, идеально надраенной ванной комнате – и мечтать, мечтать, мечтать. И никто не отрывает тебя от этого увлекательнейшего из процессов воплями, криками: «Папа, писать хочу, пусти!», «Папа, я сейчас укакаюсь!». Не слышать ничего этого, не нюхать. Не напрягаться. Никаких этих Леськиных: «Не кури в ванной!» И вообще – никакой Леськи и никаких детей! Нет-нет, пусть они будут. Он их любит. Сильно. Но пусть их не будет конкретно тут, рядом с ним. И не только конкретно тут, а нигде пусть их не будет конкретно рядом с ним, конкретным Соколовым. Пусть они будут где-то там, отдельно от него, и пусть у них всё будет хорошо, сыто и богато! И он, в конце концов, имеет право на покой и на свет! И на несение этого света и покоя другим! Учить по-любому легче, чем учиться. Только – тсс! – никому, Семён Петрович, что ты таки об этом знаешь.
Настроение заметно улучшилось. Соколов перевернулся на пузо, побулькал, пофыркал. И подумал, что было бы неплохо заказать кофе прямо в номер. Прямо в ванную комнату. Чёрт! Это же не номер, а квартира хозяйки гостевого дома. Ну так тем более! Почему он не может заказать себе чашечку кофе прямо в хозяйскую квартиру? Просто обязан на правах личного гостя персональных покоев хозяйки!
Сеня волевым усилием вырвал себя из ванны. Завернулся в приготовленный ему Маргаритой Павловной свежий махровый халат. Не то что дома!.. Ну их, ну их! Чур, чур, чур! И пошёл к телефону. По дороге краем глаза увидав в открытую дверь лежащего на своей кровати Василия Николаевича. Вчера, во время банкета в честь Маргариты Павловны, Соколов почти сдружился с этим классным дядькой! Вот уж кто, в отличие от Северного, умеет слушать! Вот кто не перебивает, не спорит, а только поддакивает, печально качая головой! Идеальный собеседник. Соколову хотелось сделать мужику что-нибудь приятное.
– Хотите кофе? – благодушно поинтересовался Семён Петрович, чуть просунувшись в приоткрытую дверь. – И граммов по сто за ещё одно наступившее утро! Прекрасное, ничейное, для всех нас просто так, ни за что, безо всяких кредитов наступившее утро!
Сеню уже распирало нести свет мудрости в массы. Отчего бы не откатать на муже хозяйки? Он, Соколов, неплохо за эти годы поднабрался у Северного навыкам художественного свиста и уже практически отполировал их до искусства убедительного аргументированного красноречия. Но Василий Николаевич не ответил. Семён Петрович присмотрелся чуть пристальнее. Ему кажется, или экскурсий грудной клетки… Да нет! Ну просто человек спит глубоко. Устал. Выпил вчера крепко и устал. А Соколову тут чёрт знает что чудится.
Сеня постоял тихонечко и посмотрел ещё внимательней. Вдруг ему стало холодно и страшно. Он вспотел и бросился к телефонному аппарату. Рядом на тумбочке лежал список телефонов по номерам. Соколов нашёл мансарду и уже готов был набрать. Но представив себе насмешливый голос его дружка Северного, положил трубку на место. Усмехнулся и сказал вслух:
– Что я, действительно, как маленькая девочка! Утро! Сентябрь! Солнце! Балаклава!
Сеня подошёл к крепко спящему Василию Николаевичу и потрусил его за плечо.