Естественное убийство – 3. Виноватые
Шрифт:
А то Северный сам этого не знал! Иначе чего бы он заказывал старому пройдохе именно это издание, включавшее даже «Ганса Кюхельгартена»! Cтатьи, словари, вклейки… Так что не надо цены набивать сверх прежде оговорённых. Впрочем, старый пройдоха-букинист любил своё дело и продавал книги только в хорошие руки, частенько выручая из рук плохих или ослабевших. И о дальнейшей судьбе иных раритетных изданий беспокоился. В должных ли условиях проживают? Не тесно ли им на полке? Не влажно ли им в нездоровой атмосфере? Ни дать ни взять – добрый дядюшка-опекун.
Суббота. Дача. Гамак. Никаких блондинок. Никаких друзей-приятелей, их жён и детей. Никакой Риты Бензопилы. Блаженное дачное одиночество и том Гоголя – с любимыми «Мёртвыми душами», бутылка односолодового виски.
«В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, – словом, все те, которых называют господами средней руки…»
Всеволод Алексеевич выехал на проспект и сосредоточился. То есть перестал думать о гамаке, Гоголе, виски, великом и могучем русском языке, любви – и вообще перестал думать. Просто двигался в нужном направлении.
Глава вторая
Вскоре Северный был на месте. Без проблем проехал шлагбаум. Ворота предупредительно распахнулись метров за пятьдесят. «Интересно, автоматика или обученный “номер” на кнопке перед видеомонитором?» – мелькнула мысль. В любом случае его ждали. К машине тут же подскочил форматный парень – охранник из бывших кадровых, хоть и, разумеется, по гражданке. Показалось даже, что еле сдержался, чтобы не козырнуть. Дисциплинарные рефлексы хоть и условные, но въедливые.
–Всеволод Алексеевич? Прошу. Вас ждут.
Они прошли по ухоженной дорожке, петлявшей среди ровно подстриженных газонов, поднялись по лестнице на каменную террасу, обнесённую вычурной ковкой под «райские яблочки», и сквозь большие стеклянные двери вошли в просторный холл, на удивление – для иных богатых – со вкусом обставленный. К тому же – никаких росписей на стенах, никаких зарослей из пальм. Всё стильно и неброско. И очень дорого. На бежевом кожаном диване сидел заплаканный молодой мужчина. Смазливый, но из серии «никакой». В мужчине только внешняя привлекательность редко бывает достаточной. Необходимо что-то ещё. Интеллект. Характер. Личность. Желательно – три в одном. Тогда никакая красота не помешает. Что правда, триединству «Интеллект. Характер. Личность» никакая внешняя непривлекательность не повредит. Для мужчин фенотип куда менее самоценен, чем для женщин.
«Смазливая рохля», как про себя сразу же окрестил Всеволод Алексеевич молодого человека, всё ещё периодически всхлипывал. У распахнутого окна, спиной к входной двери, стоял другой – седой и покрепче. Охранник подошёл именно к нему и тихо, но чётко отрапортовал:
–Леонид Николаевич, господин Северный прибыл.
Стоявший у окна развернулся и… Перед Северным предстал сильный пожилой мужчина, как будто только справившийся с предательской мимикой. Такие мужские лица – несущие на себе неявные для прочих, но очевидные для опытного глаза следы волевого овладения собой, – куда страшнее ликов истерики и гримас слёз. Вот он, истинный потерпевший, если применим этот протокольный термин к страданию. Вовсе не диванная плакса, а именно этот человечище с углублёнными морщинами на лбу, с оконтуренными складками носогубного треугольника, со скатившимися со скул желваками. Северный мог поспорить на свою профессиональную репутацию, что несколько часов назад этот человек выглядел иначе. Но что-то царапнуло, какой-то неуловимый диссонанс. Хотя, навидавшись за свою долгую профессиональную жизнь ликов скорби, горя и беды, Всеволод Алексеевич уже ничему не удивлялся. Иных именно спасательный круг злобы выручает от гибели в бездне отчаяния. Сложные экспертизы, в коих господин Северный спец, не выносят преждевременных выводов, а также симпатий и антипатий. Только факты. Итак, есть рыдающая смазливая рохля помоложе, есть удручённый злой сильный мужик постарше и, значит, где-то тут есть дорогое им обоим тело. Если бы в теле всё ещё была душа, то вместо судмедэксперта тут была бы «Скорая».
–Здравствуйте, Всеволод Алексеевич. Я – Корсаков. Леонид Николаевич. Около часа назад мой зять обнаружил… – Голос чуть дрогнул, но тут же выровнялся и окреп. – Около часа назад мой зять обнаружил труп моей дочери. В ванной комнате её спальни. Он позвонил мне. Мои люди связались с вами. Мы хотим, чтобы вы осмотрели место… – Леонид Николаевич запнулся, – …место, где всё произошло, раньше милиции. Прошу прощения, что побеспокоили вас в выходной, но, как вы понимаете, дело не терпит отлагательств.
–Разумеется, – коротко ответил Северный.
Молодой парень на диване громко разрыдался.
–Прекрати истерику! – припечатал Корсаков.
Тот немедленно заткнулся.
–Саша, проводи Всеволода Алексеевича, – спокойно сказал он охраннику, встретившему Северного, и снова повернулся к окну.
Охранник жестом пригласил судмедэксперта следовать за ним на второй этаж.
–Это спальня хозяйки, – Саша открыл дверь. – Справа – гардеробная, налево – ванная комната. Я вам нужен?
–Вы не хотите заходить в ванную комнату, Саша? – уточнил Всеволод Алексеевич.
–Если честно, то не очень. Я там уже был, но если я вам нужен…
–Нужны, Саша. Мне нужна информация. Но вы можете оставаться в комнате.
Спальня была просторная. Совершенно женская, если не сказать «девчачья». Розовые занавеси, бледно-розовый толстый ковёр, покрывало на кровати цвета, что называется, «варёного мяса», светильники-бабочки, обои – ожившая мечта куклы Барби, вышедшей замуж за разбогатевшего в колониях сквайра: эдакий микст из мелких розочек и тускло отсвечивающих хаотично-геометрических линий на фоне цвета ядовитых пионов. Дорогущая итальянская «потёртая» мебель совершенно невменяемого, на вкус Северного, колеру. Наверняка обозначенного в каталоге как-нибудь претенциозно, типа «rosy antique». На кровати валялись тряпки. Фирменные платья, отличные джинсы, ночные рубашки и пижамы. Как будто кто-то просто выкидывал вещи из шкафа. Но шкафа в самой спальне не было. Комод. Столик с зеркалом. Прикроватные тумбочки. «Справа – гардеробная». Кто-то выкидывал вещи из гардеробной в спальню? Может, и сама хозяйка. Куклы Барби такие неряхи. На одной стене – неожиданно – молитва «Отче наш» на холщовом полотнище. На стене напротив – выдержка из «Упанишад» на каком-то домотканом ковре:
Где есть экстаз, там есть творение;Где нет экстаза, там нет творения.В безграничном есть экстаз;Нет экстаза в ограниченном.На прикроватной тумбочке лежала книжица в переплёте. Северный открыл её на случайной странице и пробежал первый попавшийся абзац:
«На восьмом месяце формируется центр белого цвета, который находится в 70 см над макушкой головы, центр Ангела-Хранителя. На девятом – центр Святых Водителей, располагающийся приблизительно в 9 метрах над головой, он золотистого цвета. Если ребёнок родился семимесячным, то физиологически он уже сформирован, но у такой личности не будет ни Ангела-Хранителя, ни Святого Водителя. Такой человек вполне жизнеспособен, но какова его судьба?»
–М-да. Полная эклектика на розовом фоне… – пробубнил он про себя и обратился к охраннику: – Саша, хозяйка всего этого спала с мужем?
–Что? – опешил тот. – А-а-а… Ну да, они, конечно же, спали. Наверное. Раз она забеременела.
–Я имею в виду – здесь. Именно здесь, посреди экзистенциальных ковров на розовом фоне.
–Я не вдавался в подробности их отношений – это не моя работа. В доме есть и его и её спальня. Но тут вообще много комнат. Так что в каких из них они спали вместе, а в каких – порознь, я не знаю.