Естественный отбор
Шрифт:
Хозяин промолчал.
Вепрь и впрямь не думал сдаваться. Вспоров зеленя, он вдруг затормозил всеми четырьмя копытами и выставил клыки навстречу летящему псу. От клыков тот успел уклониться, но с лету наткнулся на кабанью тушу и не удержался на скользких примороженных зеленях. Секач бросился на него… С холма невозможно было разглядеть, что он там делает с допустившим оплошность псом…
— Вще, угробили шабаку! — прошамкал пузанок. Полковник с летными погонами на куртке вскинул винтовку с оптическим прицелом.
— Отставить! — бросил ему хозяин.
— Искалечит же!
— Рамзай знает
И действительно: следующую атаку кабана пес встретил уже в боевой стойке. Ослепленный яростью от утерянной близкой победы, секач снова и снова бросался вперед, но бладхаунд, будто насмехаясь, уклонялся от его клыков и, выпрыгивая легкими подскоками с места вверх, на лету полосовал его своими клыками.
В очередной раз уклонившись от атаки, он вдруг, по-кошачьи грациозно, будто и не было в нем центнера веса, взлетел на широкую спину вепря и сомкнул грозные клыки на его загривке. Кабан, пытаясь сбросить собаку, волчком закрутился на месте, а сбросив, рванулся напролом к лесу. Но пес легко обошел его и опять встал на пути. Для новой схватки у секача уже не было сил. Подгоняемый грозным рыком, он метнулся назад к подножию холма.
— Гошподи, Егор, и школько штрашть такая продолжаться будет? — прошамкал генерал-пузанок.
— Бладхаунд обязан гнать зверя непрерывно, — бесстрастно ответил хозяин.
Мужчины еще потоптались несколько минут на месте и потянулись к заполыхавшему в ольховнике костру.
Вскоре на дороге показался военный «УАЗ». Он вскарабкался на вершину холма, и из него вышли двое.
— Товарищ генерал-лейтенант, полковник Шведов и майор Кулемза, из дальних странствий воротясь! — шутливо отрапортовал крупный мужчина лет сорока, с пронзительно синими глазами.
Хозяин сухо кивнул им:
— Докладывай, Шведов, коли «воротясь». Как там наши позиции? Прибыли ли в любезное Отечество сербские фигуранты Интерпола?
— По основному заданию и о наших позициях, если позволите, я доложу в служебной обстановке. Думаю, что СВР имеет более обстоятельную информацию по Балканам, но тем не менее свою точку зрения я официально изложу вам в рапорте. Скажу только, что принцип: «Разделяй и властвуй» — по-прежнему остается главенствующим в доктрине НАТО. Мне представляется, что в ближайшее время Югославию, да и нас, ждут не лучшие времена. Что же касается наших фигурантов, то прибыли, — ответил полковник Шведов и засмеялся. — Но уже в поезде не сошлись характерами с братвой…
— Что за братва?
— Походинский отморозок с кодлой из Одессы возвращался. Кроме того, чья-то «наружка», то ли походинская или еще чья, их плотно пасла…
— Поп-расстрига с какого-то хрена буквально повис на них, еще цыгане вокруг них целым табором крутились, — вставил майор Кулемза, высокий атлет, смахивающий скулами на татарина или башкира.
— Цыгане? — переспросил генерал и повернулся к Шведову. — Это похоже на Фармазона. У него виды на ваших фигурантов?
— Возможно… Не много найдется офицеров с таким боевым опытом, — уверенно ответил тот. — Кстати, взгляните на всю троицу в сербских мундирах.
Генерал сперва кинул взгляд на пластающихся по зеленям секача и пса, потом на фотографию, на которой на фоне развалин среди сербских войников красовались Скиф, Засечный и Алексеев.
— Как отзываются о них наши сербские коллеги?
— Отзываются обо всей троице с большим уважением. Дело против русских войников считают сфабрикованным американцами и боснийцами. Их выдача Интерполу, без сомнения, вызовет у сербов негативное отношение к нашей политике на Балканах и осложнит положение российского миротворческого контингента в Югославии.
— Полковник Скиф у сербов чуть ли не национальный герой, — добавил Кулемза.
— Это который?
— Посредине, с бородой, — показал Шведов.
— Лицо знакомое, — вгляделся в фотографию генерал.
— Знакомое, Егор Иванович. В комиссии по амнистии афганцам вы рассматривали его дело.
— Да помню я… Помню, ты уж совсем обо мне плохо думаешь… — поднял глаза на Шведова генерал. — Тот самый десантный капитан, который в восемьдесят седьмом году накаркал развал СССР…
— Еще «Бурю в пустыне», Карабах, Приднестровье, Абхазию и даже Чечню, — подхватил Шведов. — Предъявленные ему тогда военным трибуналом обвинения можно считать утратившими силу, как говорится, де-юре…
— И в Югославии Скиф воевал на стороне сербов, вроде братьев наших, — вставил Кулемза.
— Братьев — без «вроде», — сухо уточнил генерал и повернулся к Шведову: — Они были там на правах «диких гусей»?
— Сербские коллеги сообщили мне, что все трое сразу отказались от статуса наемников и получали офицерское содержание на общих правах, — ответил тот и спросил осторожно: — А американцы по-прежнему настаивают на их выдаче Гааге?
— Настаивают, — кивнул генерал и показал рукой в сторону гона. — Смотрите, сейчас наступит развязка.
— Откуда знаете? — недоверчиво спросил Кулемза.
— Не знаю, — ответил генерал. — Сейчас я сам дам псу команду на завершение этой печальной истории.
— С такого расстояния Рамзай не услышит.
— Майор Кулемза, оперативник должен знать, что некоторые породы собак принимают на большом расстоянии мысленно посланные им команды.
— Разыгрываете, Егор Иванович, — не поверил Шведов.
— Увидишь, — скупо улыбнулся генерал и протянул ему бинокль. По мере того как секач слабел, ушастый пес с кровавыми глазами, казалось, обретал второе дыхание. Он легко заходил кабану с любого фланга и направлял его грозным рыком в нужную сторону. Если запаленный кабан пытался остановиться, перевести дух, бладхаунд подскакивал к нему и полосовал клыками его задние ляжки и ноги. Нестерпимая боль и страх снова гнали зверя вперед, по замкнутому кругу, навязанному ему псом.
— Пора, мой мальчик! — сказал на вершине холма Егор Иванович и резко махнул рукой. — Фас!
— Смотрите вон на ту ложбинку, — показал он Шведову и Кулемзе.
К их удивлению, бладхаунд, будто и в самом деле услышав команду хозяина, внезапно увеличил скорость и, зайдя с правого бока, стал теснить вепря к небольшой впадине посреди поля. Направив зверя по низу ложбинки, сам он понесся верхом и внезапно мощным прыжком обрушился на секача, завалив его на землю. Потом пес на одно мгновение приник к кабаньей шее и, как-то сразу после этого потеряв всякий интерес к бьющемуся в агонии противнику, отошел в сторону и лег на зеленя.