Эстетика бродяг
Шрифт:
За мной гонялось только прошлое, и попасться я мог только ему.
– Ты как туда попало?
– присев на корточки и вглядываясь в темноту, спросил я.
– Тебя подстерегало. Да вот зазевалось и свалилось. Помоги выбраться, - попросила темнота из колодца.
– Да я скорее тебя еще чем-нибудь присыплю сверху.
– Послушай-ка, дружок, объясни, в чем дело, - взмолился голос.
– Чем я тебе не угодило? Между прочим, я именно твое прошлое, а ни чье-то еще.
– Да к чему ты мне?
– отмахнулся я.
– У меня теперь другая жизнь начинается.
– Я тебе покажу другую жизнь!
– зачертыхалось
– Вот вылезу, достану тебя. Тогда посмотрим, что это за другая жизнь.
Я захотел было плюнуть в колодец, но передумал. Помочился чуть в сторонке и пошел дальше, пересекая город по причудливой траектории. С каждым шагом восторг и свобода охватывали мое сердце – казалось, я переступаю барьер, державший меня на пороге нового мира. Ничего не замечая, я бродил опьяненный этим чувством.
Улицы начали погружаться в темноту, когда в городе поднялся сильный ветер. Он дул в спины прохожим и люди, точно парусные суденышки, двигались быстрее, чем обычно. Деревья тревожно махали им вслед ветвями, можно было подумать: с кем-то из них они прощаются навсегда. И только светлые маяки окон, прыгающие между веток, внушали покой.
Повсеместное движение воздуха, который на востоке считался хранилищем жизненной энергии тела, принесло меня к темной башне. Ветер толкал меня до самого порога недостроенной пятнадцатиэтажной высотки. Подниматься по мусорным ступеням было тяжело, но сквозь проемы для окон светила луна. Иногда чудилось, что она напевает:
на высокой башне много печального ветра…
Оказавшись наверху, я почувствовал, что дул не просто ветер. Он был с легким градусом, словно сидр. Он задувал в нос, от чего голова начинала кружиться, и по телу бежали мурашки. Я стоял на краю крыши и был уверен, что если меня сдует, то я не упаду и не разобьюсь, а меня унесет ветром. И я буду еще один самый настоящий унесенный ветром.
Так ли уж плохо быть Парсифалем, утратившим интерес к физическому существованию? Но молчаливый шатер звезд над головой не интересовал ответ на такой вопрос.
О, звезды, управляющие миром! Волшебные лоскуты небесного покрывала. Созвездия Малого Пса, Единорога и Ориона. Вашим таинственным вниманием окутан весь мир. Все кругом пронизано вашим присутствием. Кто бы ни устремлял свой взор в ночное небо: начинающий любитель астрономии, мудрый астролог, открыватели белых карликов или простые бродяги, поэты, задравшие головы, любуясь ярким и чистым сиянием. Каждый видит распахнутые врата, которые зовут, зовут…
Так я стоял на краю башни, смотрел вверх, и в моей душе то нарастало волнение, то её охватывал небывалый покой. Услышав вдалеке мелодичный звон, неожиданно я начал икать. Видимо кто-то на земле, а может, на небе вспоминал обо мне. Я же первым делом вспомнил лучшее средство против икоты: нужно стоя, не отрываясь, выпить стакан воды, но при этом свои руки сцепить за спиной, а воду обязательно пить из рук сестры или матери.
За спиной что-то стукнуло.
– Я же говорило, что тебе от меня не спрятаться, - прямо в ухо прошептало прошлое и тихонько подтолкнуло в спину.
От толчка я шагнул вперед.
И полетел над городом, как перышко. Мое прежнее тело валялось внизу, размазанное по мокрому асфальту, как икра по черному хлебу. Над ним кривлялось прошлое. А я летел над городом, на который хлынул дождь. Я летел, вспоминая, а может, забывая все, что было
правда жизни
Вообще-то, я всегда был меланхоличным подонком. Это на словах я трепался о романтике, о высоком и чистом, о вечной любви. И мог, если надо, печально глаза вверх завести и также печально вздохнуть. На самом деле я только и думал, как бы к какой-нибудь красотке в постель залезть.
Гм, это трезвея и отсыхая после загулов, я страдал от неразделенной любви. Мучился душой и телом. Хотя вот вопрос: где она, эта настоящая любовь? Что-то склоняло к мысли, что в бесовском движении наших городов ей почти нет места. От её присутствия становится тесно в скелете улиц. Здесь все просто: хочешь иметь - покупай. Или так бери, если в твоей руке власть, и она оправдана законом. И не надо мучиться совестью - чья власть, того и вера.
Однако я не продавал, не покупал и ни во что не верил; я с немым восторгом наблюдал за мировым пиром во время чумы. Мы все помощники смерти, и все распространяем ложь, так или иначе, кто-то напрямую, кто-то косвенно. Кто-то сознательно, а кто-то даже не ведая, что творит. Свет льется на наши головы, а мы стараемся упаковать его и продать подороже. Наверное, ничто не изменит этот мир, и он свалиться где-нибудь со своей мусорной ношей. И образуется еще одна грандиозная помойка. А мы будем копошиться в ней, как черви.
Шел я как-то по улице в таком настроении, мысленно предрекая миру незавидную судьбу, и вдруг увидел молодую женщину, симпатичную и слегка пьяную, как я. Она мне сразу понравилась. Было в ней что-то воздушно-сладкое и доступное, она была, как эскимо на палочке.
Женщины не сильно баловали меня вниманием, я был не настолько внешне привлекателен, чтобы они не давали мне прохода. И если быть до конца честным, то мало кто заметил бы большую разницу, если бы мою голову, как святому Христофору, вместо человеческой поменяли на песью.
И потому, выпивая вина, я сам проявлял инициативу.
– Дай-ка я тебя расцелую, сладенькая!
– бросился я к женщине похожей на эскимо, схватил за руку и полез с поцелуем.
– Отвали!
– она с маху хлопнула меня ладошкой по губам.
– Ах ты шлюха!
– обиделся я.
И щелкнул женщину по носу.
Тут, как по команде, подскочили мужики, проходившие мимо, сбили меня с ног и попинали. Однако не больно, больше для приличия. Исполнили джентльменский долг и ушли.
Поднялся я, отряхнулся. Выплевал пыль и пошел домой. Там я почистился, взял у соседа денег в долг, выпил с ним и пошел еще купить чего-нибудь. Возвращался я той же дорогой, и вижу - опять она стоит. И судя по всему, тоже где-то стаканчик пропустила. Но вела себя прилично, стояла ровно и независимо курила.
Я подошел сзади, ладони ей на глаза положил.
– Узнаешь?
– игриво спросил я.
Она меня хрясть локтем под ребра, я даже взвыл от боли и со всей дури так её дернул за длинные перекрашенные на сотню раз рыжие волосы, что клок выдрал порядочный. Парень, стоявший рядом, среагировал мгновенно. Он скрутил меня, как матерого преступника, дал по почкам и бросил через плечо на клумбу.
Полежал я, покряхтел и пополз по кустам в сторону дома. Там ополоснулся, открыл банку пива, включил телевизор и почти час играл с чудаками на поле чудес. Я отгадал три буквы и пошел в ларек взять еще пару пива.