Эстетика бродяг
Шрифт:
– А что ты умеешь делать?
– спросил появившийся Бертран.
– Милый, - меняя щебет на карканье, обратилась она, - да я столько перепробовала спермы, сколько ты киселя не выпил.
Сказано было так смачно, что я слегка покраснел и решил, что к нам пришла не ангельская шлюха, а обычная. Она вошла и сразу разделась, легла и раздвинула ноги. Глядя на её обнаженное чрево, я вспомнил смертельный прыжок Альфреда Кубины.
– Никто не хочет?
– спросила она у всех.
Мы отказались. И пока пили, она так и лежала, принимая рюмки и поглаживая свою промежность.
В день, когда по календарю фэн-шуй была целебна горячая вода, когда можно было коренным образом изменить жизнь, освободившись от страхов, в день самых активных начинаний и неожиданных событий, когда Солнце в Раке, а Луна в Деве, мы затеяли уборку. Стащили все вещи на середину комнаты и, не решив, какой хлам выбрасывать, а какой оставить, пошли за выпивкой.
К тому времени из еды в доме осталась только трехлитровая банка томатной пасты. Она мучила наши слабые желудки, которые отказывались принимать её, как пищу. Наконец, испытав истинное отвращение к этому продукту, Бешенная выблевала его на ковер, который мы приготовили для основательной чистки.
Мы скатали ковер и выбросили с балкона. Уборка пошла иным руслом. Она продолжалась еще два дня и одну ночь. Даже когда у нас кончились все средства, и не осталось сил, мы упорно наводили порядок. Правда, довольно безобразным способом - уничтожая домашнюю утварь, избавляясь от всего, что нам мешало.
Причем, если мы с коллегой по ансамблю теряли сознание от выпитого, то женская половина нашего легендарного коллектива шла на улицу и приводила других мужиков. А те в надежде на веселую ночь и срамные поцелуи (osculum infame, как писали в старинных книгах) покупали выпивку и шли за бабами в нашу гримерную. Но увидев, куда попали, терялись. Особенно их приводил в недоумение холодильник, стоявший в центре комнаты, в который мы с Бертраном по очереди прятались и там засыпали. И кого-то из нас каждый раз демонстрировали ночным гостям. После чего те или уходили, или набирались до такого же состояния. Одного мы нашли как-то утром на нашем законном месте в холодильнике.
Вечером третьего дня, только мы легли отдохнуть перед генеральной уборкой, как пришел хозяин квартиры, которую я снимал. Увидев состояние своей недвижимости, он мягко говоря, подох*ел. Он себе такого даже в страшном сне не мог представить, у него даже левый глаз задергался. Он вызвал меня на площадку.
– Это мне снится или нет?
– спросил он.
– Конечно, снится, - уверенно сказал я.
– Короче, чтобы через неделю тебя здесь не было, - спокойно выложил хозяин, лишь на слове «тебя» ткнув меня в грудь.
– Слышь, подожди, чего ты, - попытался возразить я. – Пустяки, дело житейское.
– Я сказал, через неделю. Лети к себе на крышу, и не возвращайся. Если ровно через семь дней я кого-нибудь увижу, пеняй на себя, ухайдокаю так, что тебе уже больше ничего и никогда не присниться. И чтобы всё блестело, как в музее. Понял?!
– Ага.
Что происходит с людьми, подумал я после его ухода, все стали такие нервные, словно на самом деле чем-то владеют в этом мире.
В моей постели лежала женщина, она тоже немного нервничала, гадая, кто же приходил. Такие женщины предвестницы бездомной жизни, они вихрем пролетают через вашу сложившуюся размеренную жизнь, и в этом вихре вас выносит за пределы привычного. Потом они бросают вас, и вы падаете вниз. Или не падаете, а просто исчезаете.
Женщина смотрела на меня, в её встревоженном виде таилось нечто потустороннее, не от сего бегущего за окном мира, что-то ранящее сердце тоской. В её глазах читалось отсутствие дней. Но это была не пустота.
– Нас выгоняют, - сообщил я.
– Сегодня?
– спросила Ракета.
– Нет, в течение недели.
– Хорошо.
– А мы так и не переспали с тобой, - вспомнил я.
– Ладно, давай переспим, - спокойно сказала она, словно согласилась показать гланды. – Вообще-то, я с друзьями не сплю, но почему-то очень хочется узнать, какой ты.
– Такой же, как все.
Также как и все, я достал свой хоботок и вошел им в вечность. Вечность дрогнула и расплавилась, обдала горячей волной внутренности и понесла в мировой океан. Океан распахнулся, сладострастно всхлипнул и принял в объятия забвения.
Она лежала и улыбалась, глядя в полумрак. Мир был спокоен, наполненный безмятежным пространством, этой ночью оно тоже было нашим любовником. В дверном проеме появился Бертран.
– Не спите?
– спросил он.
– Не спим.
– Жажда есть?
– Есть.
– Я тут нашел мелочь в кармане чьих-то штанов. Схожу за пивом.
– Сходи.
Бертран неторопливо обулся, дважды пересчитал наличность и вышел.
Она взяла меня за руку.
– Что же будет дальше?
– спросила она.
– Мы будем жить вечно. Жить везде.
– Правда?
– Правда.
– И никакой боли, никакого отчаяния и суеты?
– Да.
– Ты самый прекрасный лгун, - нежно проговорила она.
И крепко прижалась ко мне животом. Плоским и горячим.
самый прекрасный лгун
Он чуть ли не лежал на звонке, уткнувшись носом в кнопку. Исходивший от него дух давал повод предположить, что его несколько дней купали в цистерне со спиртом. За дверью, куда он хотел попасть, уже минут десять заливалась нескончаемая трель. Наконец кто-то подошел и попытался изучить ситуацию в глазок.
– Кто там?
– спросил сонный женский голос.
– Это…я…брр…трр…ррн, - с трудом выговорили губы, шевелясь так близко от стены, словно целуя её или пробуя на вкус.
– Бертран?
– Да.
– Ты чего так поздно?
Вместо ответа Бертран всем телом упал на кнопку звонка. Вынужденная хоть что-нибудь предпринять женщина отворила замки и, недовольно нахмурившись, выглянула. Но Бертран уже спал, из рта у него, как у бешеного пса, катилась слюна.
Подумав, женщина взяла его за ворот и втащила в квартиру. Прислонив тело к стене, она зашла в уборную. А когда вернулась, ночной гость лежал посреди прихожей, уткнувшись носом в её туфли. Если бы не резкий запах перегара, можно было предположить, что он забылся детским сном и чему-то улыбается.