Эстетика однополой любви в древней Греции

Сватковский Антон В.

Федр. Да, это стало вполне очевидным.

Сократ. А прекрасно или постыдно произносить и записывать речи, и когда это дело по праву, заслуживает порицания, а когда - нет, разве не выяснило сказанное несколько раньше?

Федр. А что было сказано?

Сократ. Если Лисий или кто другой когда-либо написал или напишет для частных лиц либо для общества сочинение, касающееся гражданского устройства, и будет считать, что там все ясно и верно обосновано, такой писатель заслуживает порицания, все равно - выскажет его кто-нибудь или нет. Во сне ли или наяву быть в неведении относительно справедливости и несправедливости, зла и блага - это и впрямь не может не вызвать порицания, хотя бы толпа и превозносила такого человека.

Федр. Конечно, не может.

Сократ. Кто же считает, что в речи, написанной на любую тему, неизбежно будет много развлекательного и что никогда еще не было написано или произнесено ни одной речи, в стихах ли или нет, которая заслуживала бы серьезного отношения (ведь речи произносят подобно сказам рапсодов, то есть без исследования и поучения, имеющего целью убеждать; [ стр.278] в сущности, лучшее, что у них есть, рапсоды знают наизусть), - так вот, такой человек находит, что только в речах назидательных, произносимых ради поучения и воистину начертываемых в душе, в речах о справедливости, красоте и благе есть ясность и совершенство, ст оящие стараний. О таких речах он скажет, что они словно родные его сыновья, - прежде всего о той, которую он изобрел сам, затем о ее потомках и братьях, заслуженно возникших в душах других людей. А с остальными сочинениями он распростится. Вот тот человек, Федр, каким мы с тобой оба желали бы стать.

Федр. Я очень хочу того же и молюсь об этом.

Сократ. Так довольно нам развлекаться рассуждением о речах. А ты пойди и сообщи Лисию, что мы с тобой, сойдя к источнику нимф и в святилище Муз, услыхали там голоса, которые поручили нам сказать Лисию и всякому другому, кто сочиняет речи, да и Гомеру и всякому другому, кто слагал стихи для пения и не для пения, а в-третьих, и Солону и всякому, кто писал сочинения, касающиеся гражданского устройства, в виде речей и назвал эти речи законами: если такой человек составил свои произведения, зная, в чем заключается истина, и может защитить их, когда кто-нибудь станет их проверять и если он сам способен устно указать слабые стороны того, что написал, то такого человека следует называть не по его сочинениям, а по той цели, к которой были направлены его старания.

Федр. Как же ты предлагаешь его называть?

Сократ. Название мудреца, Федр, по-моему, для него слишком громко и пристало только богу. Любитель мудрости - философ или что-нибудь в этом роде - вот что больше ему подходит и более ладно звучит.

Федр. Да, это очень подходит.

Сократ. А значит, того, кто не обладает чем-нибудь более ценным, чем то, что он сочинял или написал, кто долго вертел свое произведение то так то этак, то склеивая его части, то их уничтожая, ты по справедливости назовешь либо поэтом, либо составителем речей или законов?

Федр. Конечно.

Сократ. Это вот ты и сообщи своему приятелю.

Федр. А ты? Как ты поступишь? Нельзя ведь обойти и твоего приятеля.

Сократ. Какого?

Федр. Красавца Исократа. Ему ты что объявишь, Сократ? Как нам его назвать?

Сократ. Исократ еще молод, Федр, но мне хочется сказать, [ стр.279] чт оя предвижу для него.

Федр. Что же?

Сократ. Мне кажется, что по своим природным задаткам он выше Лисия с его речами, да и по своему душевному складу он благороднее. Поэтому не будет ничего удивительного, если, повзрослев, он в речах - пока что он только пробует в них силы - превзойдет всех, когда-либо ими занимавшихся, больше, чем теперь превосходит всех юношей. Кроме того, если он не удовлетворится этим, какой-то божественный порыв увлечет его к еще большему. В разуме этого человека, друг мой, природой заложена какая-то любовь к мудрости. Вот что объявляю я от имени здешних богов моему любимцу Исократу, а ты объяви то, что было сказано, Лисию, раз уж он твой любимец.

Федр. Так и будет. Но пойдем, жара уже спала.

Сократ. Разве не следует помолиться перед уходом?

Федр. Конечно, надо.

Сократ. Милый Пан и другие здешние боги, дайте мне стать внутренне прекрасным! А то, что у меня есть извне, пусть будет дружественно тому, что у меня внутри. Богатым пусть я считаю мудрого, а груд золота пусть у меня будет столько, сколько ни унести, ни увезти никому, кроме человека рассудительного. Просить ли еще о чем-нибудь, Федр? По мне, такой молитвы достаточно.

Федр. Присоедини и от меня ту же молитву. Ведь у друзей все общее.

Сократ. Пойдем».

Плотин

III . 5. O б Эросе (№ 50)

(перевод Т.Г.Сидаша под ред. О.Л.Абышко

[Плотин 2004-05, т.3, с.242-261])

Перевод А.Ф.Лосева см. История античной эстетики. Т.6. М., 1980. С.492-501. По этому изданию я провел разбивку на абзацы, отсутствующую у Сидаша.

Краткое введение

Этот поздний трактат (№ 50 в Порфириевой хронологии) более всех других трактатов имеет отношение к аллегорическому истолкованию мифа, хотя и более платоновского, нежели традиционного; наибольшее внимание здесь Плотин уделяет истории рождения Эроса, описанной в Пире(203b ff.). Плотин часто обращается к детальному рассмотрению платоновских мифов, интерпретируя их в соответствии с собственными философскими задачами и, по сути, заставляя их служить своим целям. В последней главе данного трактата (9. 24–29) он сам объясняет свой подход, при котором детали как бы отступают на второй план. И действительно, внутри этого подхода не имеет существенного значения ни то, чьей дочерью является Афродита: Урана, Крона или Зевса (гл. 2 и 8), ни отождествление ее с женой Зевса Герой (8. 22–23). Очевидно, Плотин испытывал трудности при попытке аллегорического [ с.243] осмысления мифа в полном соответствии с собственной системой, поэтому местами повествование неясно и запутано (гл. 6 и сл.). Тем не менее, он следует во всем за Платоном (не считая особенности, упомянутой в прим. 4). Федри Пирему удается примирить благодаря введению различия между Эросом, который есть бог, и Эросом, который есть демон (гл. 4. 23–25).

Синопсис

Что есть Эрос: некий бог, или демон, или страсть души? Рассмотрение любовных страстей души (гл. 1). Эрос как бог. Произошел ли он изАфродиты или вместес ней? Две Афродиты: одна — небесная, другая — имеющая отношение к здешним бракам; Афродита небесная — божественнейшая Душа, порождающая столь же прекрасный Эрос (гл. 2). Эрос сущностно существует; он возник из созерцания Души. Афродита земная есть душа этой Вселенной и порождает собственный Эрос (гл. 3). Каждая душа обладает своим эросом, который относится ко всеобщему Эросу — как частная душа к мировой Душе. Эрос высшей Души есть бог, Эрос же смешанной — демон (гл. 4). Эрос, который есть демон, не является космосом, как думают некоторые (гл. 5). Толкование мифа о рождении Эроса в Пире: прежде всего, демоны отличны от богов, будучи подвержены страстям через участие в умопостигаемой материи (гл. 6). Родители Эроса: Порос [ с.244] (Богатство) есть умопостигаемая сущность, Пения (Бедность) — умопостигаемая материя, неопределенная и, тем самым, сообщающая Эросу беспредельное стремление. Все демоны произошли от таких же двух начал; противоестественные стремления, как и ложные мысли, не имеют сущности своим основанием, но являются претерпеваниями души (гл. 7). Зевс и Афродита суть Ум и Душа (гл. 8). Порос, его опьянение нектаром, «сад» — все это разными способами изображает одно и то же: просияние славы и истечение Логоса из Ума в Душу. Мифы дают возможность размышляющему о них свести воедино положенное ими в раздельности (гл. 9).