Эта песня мне знакома
Шрифт:
«И вполне вероятно, что Питер Кэррингтон проведет остаток жизни вместе с ним», — подумалось Коннеру.
Обвинение должен был предъявлять судья Харви Смит, тот самый, который выдал ордер на арест Питера Кэррингтона. Как Бэнкс и ожидал, когда они с Маркинсоном добрались до зала суда, там уже было полным-полно зрителей и журналистов. В центре внимания репортеров была женщина, сидящая в центральной части зала. Коннер Бэнкс со смятением узнал в ней Глэдис Олторп, мать убитой девушки.
Они с Маркинсоном поспешили проскользнуть в первый ряд.
Было только без двадцати три, но Кей Кэррингтон уже сидела в первом ряду вместе с Винсентом Слейтером. Бэнкса
«Когда он внесет залог и его выпустят, он тоже будет в спортивном костюме, — подумал Бэнкс. — Она хочет показать всем, что они — одна команда».
Сварливое выражение на лице Маркинсона сменилось отеческим добродушием. Нахмурившись, он с сочувственным взглядом похлопал Кей по плечу и ободрительно произнес:
— Не беспокойтесь. Мы разобьем эту Вальдес в пух и прах, как только она выйдет давать показания.
Кей понимала, что дело худо. Уолтер ее недооценил. Бэнкс заметил, как во взгляде Кей, когда она вскинула глаза на Маркинсона, сверкнул гнев.
— Уолтер, не нужно меня утешать, — негромко произнесла она сдавленным голосом. — Я понимаю, с чем мы имеем дело. И понимаю, что на свете есть человек, который лишил эту девушку жизни и который сейчас должен бы находиться в этом зале вместо моего мужа. Питер невиновен. Он не способен причинить никому зла. И я хочу думать, что вы тоже в это верите.
«Блаженны не видевшие и уверовавшие», — крутились в памяти у Коннера Бэнкса слова Священного Писания, когда он подошел поприветствовать Кей с Винсентом.
— Вечером он будет дома, Кей, — заверил ее Бэнкс. — Это я могу вам обещать.
Они с Бэнксом уселись на свои места. Зал постепенно заполнялся. Это было вполне ожидаемо: дело громкое, и многие сотрудники суда пришли послушать.
— Встать, суд идет, — объявил секретарь.
Все поднялись, в зал быстрым шагом вошел судья и уселся на судейскую скамью. Бэнкс провел небольшое исследование, как только ему стало известно, кто будет предъявлять обвинение. Он узнал, что за досточтимым Харви Смитом закрепилась репутация судьи кристально честного, но сурового при вынесении приговора. Максимум, что удастся сделать для Кэррингтона, это затянуть слушания, потому что как только его признают виновным, он прямиком отправится в тюрьму. Когда его отпустят под залог, он сможет хотя бы спать в собственной постели, пока не закончится процесс.
Дело Питера Кэррингтона было не единственным, назначенным к слушанию: в зале находились и другие задержанные, ожидающие предъявления обвинения. Один за другим они представали перед судьей, и секретарь зачитывал обвинительные заключения. В основном дела были пустяковые. Первого обвиняли в предъявлении фальшивых чеков. Второй пытался что-то стащить из магазина.
Питер Кэррингтон был в очереди третьим. Когда его ввели в зал суда в оранжевой тюремной робе и наручниках, Бэнкс с Маркинсоном поднялись и встали по обе стороны от него.
Прокурор Краузе зачитала обвинительное заключение. Когда Питер, глядя прямо на судью, твердо и серьезно заявил, что не признает свою вину, защелкали затворы фотоаппаратов.
Коннер Бэнкс прекрасно видел, что Барбара Краузе мысленно потирает руки, думая о перспективе лично выступить обвинителем по этому делу. Когда должны были объявить сумму залога, она обратилась к судье:
— Ваша честь, обвиняемый располагает неограниченными средствами. Риск того,
«Мы еще хлебнем с ней проблем на процессе», — подумал Бэнкс.
Судья обратился к Питеру.
— Я отдаю себе отчет, мистер Кэррингтон, что при размерах вашего состояния не важно, назначу я залог в один доллар или в двадцать пять миллионов долларов. Настоящим сумма залога объявляется равной десяти миллионам долларов.
Он просмотрел список условий освобождения под залог, которые выдвинула прокурор, и одобрил их все.
— Ваша честь, — громко и четко произнес Питер. — Я обязуюсь строго соблюдать все условия освобождения под залог. Уверяю вас, я с нетерпением жду возможности восстановить свое доброе имя на суде и положить конец этому кошмару для меня и моей жены.
— Для твоей жены! Что же ты не вспоминаешь про ту жену, которую ты утопил? А? — послышался в зале громкий крик.
Как и все присутствующие в зале, Бэнкс поспешно оглянулся. В центре зала стоял хорошо одетый мужчина. С перекошенным от ярости лицом он грохнул кулаком по спинке переднего сиденья.
— Грейс была моей сестрой! Она была на восьмом месяце беременности! Ты убил ее нерожденного ребенка! До того как Грейс вышла за тебя, она не пила. Это ты довел ее до депрессии, а потом избавился от нее, потому что опасался получить неполноценного ребенка. Убийца! Убийца! Убийца!
— Выведите этого человека из зала! — распорядился судья Смит. — Немедленно! — Он с размаху грохнул по столу судейским молотком. — Тишина в зале!
— Ты убил мою сестру! — вызывающе прокричал брат Грейс Кэррингтон, перед тем как его выдворили из зала.
Воцарилась мертвая тишина. Ее нарушили надрывные рыдания Глэдис Олторп, которая сидела, закрыв лицо руками.
27
Когда мы добрались до дома, было шесть часов вечера и на улице успело полностью стемнеть. Дождь по-прежнему лил как из ведра. У огороженной лентой территории, которую еще не успели обыскать, стоял полицейский.
Благодаря оперативным действиям Винсента ночевать в тюрьме Питеру не пришлось. Как только я позвонила ему с сообщением, что Питера арестовали, он договорился о переводе любой суммы залога, какую назначит судья, в банк неподалеку от здания суда в Хакенсаке. Едва процедура предъявления обвинения была завершена, он поспешил в банк, получил чек с банковской гарантией на десять миллионов долларов и вернулся в здание суда, чтобы отдать его в залоговый отдел.
Пока он улаживал формальности, а мы дожидались, когда Питера выпустят, мне позволили посидеть вместе с Коннером Бэнксом и Уолтером Маркинсоном в совещательной комнате при зале суда. По-моему, выходка брата Грейс, Филипа Мередита, стала для них почти такой же неожиданностью и потрясением, как и для меня. А когда в довершение всего душераздирающе разрыдалась мать Сьюзен Олторп, я совершенно утратила чувство реальности. Все это время я не сводила глаз с Питера, и на его лице была такая боль, как будто его жгли заживо.