Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz
Шрифт:
«Джин! Откуда?!».
Только мгновенье он стоял на ступеньках, ничего не понимая в происходящем, но потом….
Для начала он поднял голову, вытирая волосы и лоб от холодных струек настоящего, ароматного джина.
На фоне ночного неба с козырька на него уставились две хохочущие физиономии.
– Привет, командир! Ты начал грустить, и мы решили устроить тебе бодрящий душ! На память! От всего сердца и от экипажа команды «Джин»!
Перевёрнутые рожи Николаса и профессора Бадди кругло светились на тёмной бетонной кромке. Потом профессор по-разгильдяйски швырнул вниз ненужное уже им пластмассовое ведро.
– А ирландец тебя к нам заманивал! Не ругай его, командир!
Народу на входе в гостиницу было немного, но раскрыли рты практически все.
– Ведро джина! Это же долларов на двести потянет!
Мордастый таксист даже позабыл вертеть на пальце блестящий брелок. Длинная девица, докурив, затоптала бычок на асфальте и шлёпнула водилу пальцем снизу по губе.
– И костюм у красавчика баксов за семьсот имелся….
– Вот так… – Капитан Глеб Никитин, извиняясь, посмотрел на Лиану. – Вот так, малышка, обычно и начинаются мои приключения. Я поднимусь к себе в номер переодеться.
– А я…?
– Что ты?
– А как же я?
Мокрая девушка тоже дрожала, едва сдерживая слёзы.
– Я тоже…, с вами…
– Пошли.
И, провожая их взглядом из близких небесных пространств, чуткий голландский человек понимающе приложил палец к губам, удерживая своего приятеля-профессора от неуместных в эти мгновения пошлых и ехидных слов…
День 8. Воскресенье
Новый сержант, хитрый адмирал и литр кефира на прощанье
Уже горячее утреннее солнце сквозь пронзительную осеннюю прохладу – не может быть погоды лучше для прощания.
Они ещё не входили в новое здание аэропорта, составили свои вещи в отдельное каре на асфальте и, по-разному смеясь, разговаривали, фотографировались, пили пиво. Самым удивительным образом все знакомые ему люди за столь короткое время, за вечер, за ночь, утро, опять превратились в клерков, врачей, бизнесменов, в торговцев. Классные пиджаки, наглаженные рубашки, кейсы, кожаные чемоданы на колесиках, белые манжеты, розовые и голубые галстуки, роскошные сигареты.…
Многие явно удивлялись, не подавая вида, тому, что из всех присутствующих только один капитан Глеб был одет по-лесному, как и два дня назад. Опять его горные ботинки, чистые камуфляжные брюки, белая майка на тугих мускулистых плечах.
…Строители заканчивали монтаж роскошного фасада, половина его больших стёкол по всей высоте была уже вымыта и отполирована. Воскресный день задержал все текущие работы, и техника оттого простаивала. С точки зрения Глеба – зря.
Прощание как-то смущённо затягивалось, громоздкие вещи отправились в багаж, регистрация пассажиров была произведена вовремя и без замечаний, а из внутренностей аэровокзала голос диктора уже умолял их всех пройти на посадку на почти одновременные рейсы: в Копенгаген и до Варшавы.
Одним движением Глеб Никитин перемахнул через поручни монтажной люльки, тихо приткнувшейся на земле почти у самого входа в здание, взял в руки чёрную пластмассовую коробку управления, немного пощёлкал ею и.…
Влекомый приятным электрическим жужжанием, к ужасу и восторгу толпы, он взмыл на десяток метров вверх, вдоль блестящих фасадных стёкол, откуда и обратился с речью к своему непокорному народу.
– До свиданья, друзья мои!
Раздались многочисленные иностранные крики «Ура!» и вверх полетело несколько мятых военных шапок.
– Мы несколько непростых дней жили в мире и согласии, и мне больно сейчас расставаться с вами… – Глеб Никитин вытер воображаемую слезу, и в толпе послышались вздохи. – Но мой друг Солнце настоятельно зовет меня, и я повинуюсь: ведь Солнце более могущественный волшебник, чем я! Вспоминайте обо мне, но не слишком грустите: грусть вредит пищеварению. Соблюдайте мои законы! Запомните меня таким!
Полицейский внизу ещё только набирал в себя воздуха, чтобы грубо закричать, а Глеб уже спустился. Обнял на земле притихшего Стивена.
– Не грусти старина – лихие времена проходят, а лихие парни остаются!
Раздавались редкие щелчки фотоаппаратов….
По очереди однополчане подходили к капитану Глебу и оставляли свои автографы на его бело-маечной груди.
Улыбнулся Хулио.
– Пока! Я обязательно приеду ещё!
Обниматься и целоваться полез по-свойски Николас.
– Будешь у нас, в Голландии, заезжай в гости!
– Уж лучше вы к нам! Услышишь крик жаворонка – ты среди друзей!
Нетерпеливо завывая, на полупустую утреннюю стоянку влетел мотоцикл.
Резко остановился между рядов ожидающих автомобилей, щёлкнула подножка, закачался на руле большой чёрный шлем.
Прыгая через две ступеньки, к Глебу и его друзьям подскочил сын.
– Успел!
Не отдышавшись, как следует, и, получив в ответ молчаливую улыбку отца, Сашка стал раздавать участникам игры диски с памятными фотографиями.
Молодой швед поинтересовался у Глеба:
– А на следующий год кто будет вести наш маршрут?
Словно давно ожидая этого тихого вопроса, замерли все.
– Вот ваш новый сержант… Он готов, он умеет и сможет.
Глеб Никитин уважительно подтолкнул вперёд Бориску.
Бледный сквозь румянец загара, в новеньком пиджаке и смятом галстуке, Бориска терзал свои неловкие ладошки, сложенные за спиной.
– Держи, Борис….
Капитан Глеб при всех, тщательно и солидно, пожал взволнованному парню руку.