Эта свирепая Ева (сборник)
Шрифт:
— Бомбар доказал, — сказал Кудояров, — что человек, предоставленный самому себе, может прожить в океане очень долго. А мы, по сравнению с этим смельчаком, находимся в более выгодном положении — у нас есть вода и галеты. Немного, но есть. Придется ввести карточную систему: норма — воды на сутки 200 граммов, галет — по пять штук. Нет возражений?
Теперь, Геннадий Михайлович, нам надобно завести бортовой журнал. У вас блокнот сохранился? Пишите: август 6, 1980 года. Около полудня высажены на шлюпку с борта пиратско-контрабандистской яхты «Королева» в районе с примерными координатами такими-то… Экипаж шлюпки: Кудояров Евгений Максимович —
Скобелев записывал под диктовку Кудоярова:
«Полный штиль. Горизонт чист. Дрейфуем по сильному течению по курсу (Кудояров посмотрел на миниатюрный компас, вделанный в кожаный браслет наручных часов) — юго-юго-восток. Настроение экипажа бодрое».
Кудояров намеренно не давал товарищам углубляться в свои мысли: то занимал их разговором, то заставлял докладывать по всей форме о результатах наблюдения за горизонтом, то находил какое-нибудь дело. Например — детально обследовать шлюпку. И этот осмотр принес неожиданный сюрприз: один из бортовых воздушных ящиков служил, видимо, кому-то из команды тайником. Найдич обнаружил в нем несколько бутылок коньяка, заимствованного, несомненно, из запасов мадам Вонг (Кудояров пообещал, что разопьют его на борту «Академика» по случаю благополучного завершения приключения), пять банок искусственного мяса японского производства, затем — малайский нож с волнистым лезвием и… автоматический пистолет с двумя запасными обоймами. На какой случай припрятывалось последнееможно было только догадываться, во всяком случае — не с добрым умыслом.
— Полный джентльменский набор! — с торжеством воскликнул Найдич, извлекая, наконец, кусок линя, свернутый в круг, метров пятнадцать.
Находка приподняла настроение. Тем временем начал задувать легкий ветерок.
— Пунент начинается, — определил Кудояров, прибегая по старой привычке к принятой у черноморских рыбаков греческо-итальянской терминологии. — Ох, не любят у нас на Керченском побережье этот западный ветер! Кличку ему дали довольно обидную «дурной пунент». Как засвежеет — в шторм переходит, ставные невода бьет, рыбака гоняет. Задует такой, как из мешка, и бычка не поймаешь! То ли дело добрый, ласковый левант с востока.
Дуновение ветра освежило в памяти Кудоярова детские годы, когда он, совсем мальцом, разделял с отцом тяжелый и чреватый опасностями труд рыбака и не раз заглядывал гибели в бездонные очи.
В этой суровой школе научился Кудояров читать в море, как в открытой книге, угадывать глубокие и мелкие места, знать холодные и теплые течения, предвидеть перемены погоды по восходу и закату солнца, по изменениям в цвете неба и морской воды, по облакам, по полету птиц, ориентироваться в дожХь и туман, не имея под руками ни карты, ни компаса, ни даже часов.
— Вы, кажется, в молодости рыбачили, Евгений Максимович? — спросил Скобелев. Он был немного знаком с биографией Кудоярова и всегда поражался этому человеку. Сколько таланта и трудолюбия нужно Иметь, чтобы от босоногого мальчишки из рыбачьего поселка подняться, в его пятьдесят с лишним лет до крупнейшего специалиста в области океанологии. И двух докторских степеней.
— Вы ведь, помнится, из рыбацкой династии?
— Как же, деда и брата взяло у меня море. А все равно на соленый простор тянет…
— И самому, верно, не раз приходилось в море горя хлебнуть?
— Всякое бывало. Ведь деды о таких вещах, как авиаразведка и радио даже не слыхивали, а мотор был редкостью. Парус да весла — вот и вся техника. Есть такая пословица: «У труса рыбы не спрашивай». А на глубине рыбу брать — это такое дело, не с удочкой на берегу сидеть.
Если застигала рыбака в море «штурма», то старался он уйти подальше от земли и молился Николе-угоднику об одном,-чтоб не прибило к берегу. Во тьме непроглядной шел он туда, куда гнала погода. Главное, не плошая, нужно было подаваться на глубину, не то попадешь в шквалистую зыбь зальет, закатает, пропадешь ни за грош!
Ей-богу, и сейчас по спине проходит холодок, как вспомню одну зимнюю январскую ночь. Мне тогда лет восемь было. В виду Херсонесского маяка закрутила нас «мигичка» — туман со снегом. В трех метрах ничего не видно, но по зыби понятно, что берег близко. Бросили якорь — заливает. С нами был старый, опытнейший рыбак, Клейманов Яков Лукич, севастопольский старожил, с Северной стороны. Говорит отцу: «Бог с ним, с якорем, Максим. Не уйдем мористее — пропадем».
Оставивши якорь и добычу морю, стали на веслах отбиваться от берега. Прогребли с час, потом завернули, спасаясь от ветра, за маяк. Тут нашли «бунацию», по тамошнему — затишье, но маяк вдруг скрылся из виду. Чтобы не натолкнуться на косу, свернули в бухточку. И здесь наш бот сел на камни. Дело худо — зыбь поднимает суденышко, бьет о камни. Днище пробило. Потом подкинуло нас и понесло.
Зыбь так сильна была, что выкинуло нас метров за десять от воды. Полузамерзшие, окоченевшие, почти голые — это в январскую-то стужу! — с изодранными в кровь руками, кое-как добрались мы до маяка, на наше счастье он недалеко был, и долго здесь отпаивали нас горячим чаем и оттирали водкой, пока мы «мама» сказать смогли. И представьте себе — хоть бы насморк схватил. Мне. после Клейманов говорит: «Ты, Женька, видать, в сорочке родился. Я уж про себя отходную читал: «Прими меня, господи, во царствии твоем…»
А дня через три, как ни в чем не бывало, снова пошли на лов.
Вот Андрис все эти вещи отлично знает…
Андрис молча кивнул головой: видывали, дескать, всякое.
— Вам-то легче было — рыболовный траулер судно современное, от ветра не зависит, двигатели добрые, радио… А отцам нашим приходилось порой солоно, в буквальном смысле слова…
Кудояров поглядел на часы, на солнце и спохватился:
— Что же это я байки рассказываю. Пора обедать.
Скобелев роздал «обед» — по две галеты на брата, потом достал из-под банки канистру и отвинтил пробку. Она вполне могла сойти за стаканчик граммов на пятьдесят.
— По стопке. Первому — кто с вахты сменился.
Андрис медленно выцедил свою порцию.
— А что, Евгений Максимович, попадем мы в полосу урагана? — задал он командиру тревоживший всех вопрос.
Кудояров указал за борт, где в прозрачной воде, у самой почти поверхности, медленно проплывала огромная медуза.
— Видите?
— Вижу — медуза.
— Значит, ураган еще далеко. Когда он приближается — медузы уходят на глубину. Природа одарила их чувствительным органом, который позволяет задолго чувствовать приближение бури. А человек заимствовал у нее это устройство. Когда будем на «Академике», попросите у Захарова из биологической лаборатории показать этот прибор, он так и называется «Ухо медузы».