Эта женщина будет моей
Шрифт:
Карагодин немного отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. Каридад чуть заметно улыбнулась сквозь слезы.
– Все позади! Мы уедем с тобой туда, где нас никто не знает. Мы начнем с тобой новую жизнь, и она будет совсем другой! Ты слышишь меня?!
Она прикрыла глаза и провела пальцами свободной руки по его щеке.
По лестнице загрохотали шаги. Карагодин обернулся и увидел Ледникова с пистолетом в руке.
И как раз в это мгновение, когда он отвернулся, Каридад выстрелила себе в сердце.
Какое-то время она еще жила. И этих мгновений хватило,
– Ты хороший, а я грешница. Мне нельзя жить. Руис ждет меня…
Эпилог
Qui s'excuse – s'accuse
Кто оправдывается – тот сам себя обвиняет
Была уже середина января. Москва, натужно кряхтя, приходила в себя после бесконечной череды праздников, с великим трудом втягиваясь в рабочие будни. Именно в эти нервные, тягомотные дни позвонил Немец.
– Ты там как, вспоминаешь славные парижские денечки? – насмешливо спросил он.
– Только этим и занимаюсь, – вяло отшутился Ледников.
– А за событиями следишь?
– Смотря за какими, – уклончиво ответил Ледников.
Хотя было ясно, что Немец имеет в виду. В газетах, по интернету взахлеб обсуждалась сногсшибательна новость – Елисейский дворец официально подтвердил слухи о том, что президент и его супруга расстаются «по взаимному согласию». Ни сам он, ни теперь уже бывшая первая леди никак не комментировали это событие.
Несколько слов сказала женщина-адвокат: «Это была нормальная процедура развода по взаимному согласию. Было проведено лишь одно заседание суда. С того момента, как супруги достигают взаимного согласия по разводу, подается соответствующее прошение и ожидается установление даты развода. Супруги обращаются к судье с просьбой официально засвидетельствовать соглашение о разводе, составленное адвокатом семьи. Все это было сделано очень быстро. Решение об этом было принято супругами давно. Дожидались лишь, когда мадам Николь окончательно выздоровеет после несчастного случая, в который она попала несколько месяцев назад».
Газеты сообщали, что быстрое заседание стало в каком-то роде историческим – впервые президент страны подал на развод во время исполнения обязанностей главы государства.
Но вся эта юридически-историческая казуистика мало занимала Ледникова. Собственно, как и прилагавшееся к ней перечисление любовных историй и увлечений президента и Николь, в котором красовалась и его фамилия. Самое забавное, он смотрел на нее в ряду имен миллионеров и знаменитостей, как на чужую.
– Не валяй дурака, сам знаешь, о чем я, – прервал его воспоминания Немец. – Тебе нужно срочно вылететь в Женеву. Я тебя там встречу.
Немец говорил вполне серьезно. Значит, что-то случилось.
– Ты уверен, что…
– Ледников, для шуток я нашел бы другой повод.
В небольшом по нынешним временам женевском аэропорту затеряться было сложно, и Ледников сразу увидел Немца.
– Что-то я не вижу толпу папарацци, встречающих такую знаменитость, – хохотнул Немец, обнимая Ледникова.
Только в машине Ледников поинтересовался:
– Куда мы едем?
– В Монтрё, – невозмутимо отметил Немец.
Вот так – в Монтрё. Игрушечный, словно нарисованный городок на краю Женевского озера, среди могучих и прекрасных альпийских скал, на которых всегда лежат глыбы бело-сине-черных туч. Все неправдоподобно чисто, ухоженно, ярко, как будто снято на цифровую камеру. Чудесное местечко, рай на земле…
– Кстати, ты в курсе, куда делся наш друг из спецназа ГУИН? Я тогда помог ему убраться из Франции, но куда он делся, не представляю.
– Вернулся в Германию. Звонил как-то. Сдается мне, скоро он соберется домой. Там его гложет тоска. Совсем, говорит, заела.
– Понятно. Затосковал. А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму… Типичный русак. Так и хочется бухнуться на Красной площади на колени и покаяться во всех грехах. А потом в монастырь… Но прежде – выпить, погоревать о своей загубленной душе.
– Ладно, не корчи из себя безродного космополита. – остановил его Ледников.
Немец покосился на него со своей обычной усмешкой.
– А как Клер? – сменил тему Ледников.
Встреча с Зондером, стрельба, трупы произвели на психику Клер, непривычную к таким заварухам, сильное впечатление. Немцу тогда даже пришлось отправить ее в отпуск и закрыть на какое-то время «Третий Рим».
– У Клер здоровая буржуазная психика и замечательно устроенная память, – подозрительно радостно сообщил Немец. – То, что мешает жить, просто выкидывается на помойку. Нам, русским психопатам, натурам чувствительным, ничего не забывающим и заранее переживающим грядущие печали, которых вполне может и не быть, такое не понять.
– Не клевещи на себя – какой из тебя психопат?
– Какой-никакой, но по сравнению с ней даже я комок нервов. Сейчас она страшно рада, что ее дорогой президент развелся с этой неблагодарной особой, которая не могла вести себя достойно рядом с таким человеком.
– Представляю, что она обо мне думает!
– Ты недооцениваешь Клер. У нее ум не только расчетливый, но и управляемый. Это нам лезут в голову всякие дурные мысли, и мы ничего не можем с ними сделать. А в ее голову приходят только нужные, правильные и полезные вещи. Она знает, что ты мой самый близкий друг, и потому возлагать на тебя вины и грехи – неполезно. Это будет мешать нашим с ней отношениям. И ее ум дал себе команду. И теперь ты для нее трогательный, невинный барашек, а во всем виновато это чудовище, с которым так ошибся ее любимый президент.
Они уже подъезжали к Лозанне, а Немец так и не сказал, ради чего он его вытащил из Москвы.
– Ладно, про Клер я все уразумел, что дальше?
– Ишь ты, все он уразумел! Наш пострел везде поспел, – покачал головой Немец. – А ведь я, милый, женюсь…
– На Клер? – моментально сообразил Ледников.
Немец покосился на него.
– Догадливый.
– А ты как думал! Кстати, догадался-то я об этом давно. Я вот только одного не понимаю…
– Чего это?
Ледников устало прикрыл глаза и процитировал: