Эти проклятые доллары
Шрифт:
Мы пошли к пансионату, и я увидела, как на автостоянку въезжает красная «Ауди» Леши Плюща. Он вылез, отдуваясь, из машины и, увидев нас с Зоей, направился в нашу сторону.
— Как хорошо, что я сразу тебя, Танечка, нашел, — крикнул он еще на подходе, — а то уж думал, что опять придется все эти гектары обыскивать.
Он подошел вплотную и, глядя на Зою, спросил:
— Ну, как — хорошо расслабились, подружились?
— Отлично, — заявила Зоя, — мы, женщины, всегда сумеем найти общий язык. Это вы, мужики, только морды бить да палить друг в друга
— Ну, молодец, ну зарядила! — рассмеялся Леша, взял меня под руку и, извинившись, отвел в сторонку.
— Таня, там у Маркина проблема… в общем, в больнице он. Расскажу по дороге. Он хочет тебе лично что-то интересное рассказать, а мне, гад, не доверяет… или боится. Поедем?
— Да, конечно, только мне у девки этой надо еще адресок получить.
Я подошла к Зое, которая не очень одобрительно, куря сигарету, смотрела на наши шептания и, улыбнувшись как можно шире, сказала:
— Дорогая моя, ты, пожалуйста, не обижайся, у Леши есть тайны, в которые он не любит посвящать малознакомых людей. Сейчас он просит моей помощи, и я поеду с ним в город, а затем хотела бы отправиться повидать эту Жанку. Так какой у нее адрес?
— Улица Лесная, дом тринадцать. Легко найти. Только не делай глупостей, муженек у нее действительно крутой.
— А кто он такой? — сыграл в дурачка Плющ, прикидываясь неосведомленным.
— Много будешь знать, голубок, скоро состаришься! — не очень дружелюбно ответила Зоя. — Не забудь завтра сюда заехать.
Она кивнула сухо Плющу, махнула мне пятерней с ярко-красными ногтями и походкой манекенщицы направилась к бассейну.
Я остро позавидовала тому, что девка сейчас залезет в бассейн, а мне в эту жару мотать обратно в город… Но дело есть дело.
— Трогай, — сказала я Алексею, забравшись на заднее сиденье автомобиля. — И рассказывай, что там произошло с Маркиным.
— И смех и слезы, — начал Плющ, выводя машину за ворота пансионата. — Помнишь, как вчера эта стерва Луиза уволокла нашего Вову, будто паучок муху в уголок?
— Как не помнить. Я даже «Реквием» по нему в душе сыграла.
— И была почти права. Он, слава Богу, жив, но покалечен серьезно.
— Так что случилось-то на самом деле, говори, — я нетерпеливо забарабанила пальцами по боковому стеклу.
— Нежная женушка довезла муженька до дому (хватило ума не чинить разборки прилюдно). Там у них, судя по всему, произошел не очень дружелюбный разговор…
Алексей хмыкнул и закурил, а я передернула плечами, представив «нежное воркование» Луизы-скрепер.
— Ну и вот, — продолжал Плющ, — эта секс-бомба как-то исхитрилась подойти к Вове сзади, когда он, по его словам, нагнулся, чтобы зашнуровать ботинки и сбежать из дома…
— …и огрела его по башке скалкой, — заключила я, хихикнув.
— Ты на редкость догадлива. Только не скалкой, а тяжелой высокой хрустальной вазой. Если помнишь выражение — это излюбленное оружие данной представительницы пролетариата. Потом, судя по результатам врачебного осмотра, она его лупила чем попало по всему лежащему телу, особо стараясь в области мужской гордости. Вова до сих пор стонет и корячится, придя в сознание.
Ну, поостыв, эта дурища сообразила, что дело-то на статью УК тянет, а ну как еще благоверный скончается? Вызвала «Скорую», Вову отвезли в стационар, сообщили ментам… Ну, они взяли с Луизы, матери двоих детей, подписку о невыезде, не в камеру же сажать больную идиотку!
— Да, а Вова говорил мне, что пойдет сегодня в загс или сначала в суд подавать на развод с этой крокодилицей. Сходил… — я горько усмехнулась. Мужика по-человечески было жалко.
Тут мы подъехали к трехэтажному корпусу 2-й муниципальной больницы.
В длинном коридоре первого этажа стоял наш родной, отечественный, никакими словами не передаваемый запах: смесь лекарств, испражнений, гниющей половой тряпки, немытых ног, одеколона и еще черт знает чего. Торопясь, мы прибежали к лестнице на второй этаж. Но тут за нами с воплем: «Халаты, халаты!» — погналась пожилого вида санитарка-привратница.
Плющ совершил единственно верную в такой ситуации манипуляцию. Он остановился, с достоинством вынул из кармана десятку и вручил подбежавшей труженице со словами: «Извините, уважаемый доктор, но мы очень спешим к тяжелобольному папе». Резко повышенная в звании дама замерла с открытым ртом.
Мы вошли в палату, где кроме Маркина было еще трое мужичков, увлеченно смотревших по телевизору футбольные перипетии. Вова лежал пластом на спине и тихо постанывал, тупо уставившись в потолок. На его лице была написана неизбывная мука.
— Здравствуй, дорогой Владимир Федорович, — проникновенно произнесла я и подумала, что сейчас задушила бы Луизу своими руками.
Вова чуть приподнял забинтованную голову и слабо нам улыбнулся:
— Как хорошо, что Леша тебя, Танечка, привез. Я, похоже, теперь не скоро сгожусь вам в помощники. Но мне есть что сообщить тебе лично, а там сама решай: стоит говорить это Алексею или нет.
Плющ скептически хмыкнул, пожал плечами и вышел, сказав, что будет ждать меня в машине.
— Я тут вспомнил, Таня, — поведал мне Маркин, — один недавний разговор со Славиком. Он тогда под страхом всевозможных смертных кар велел никому не говорить. Плющу я не больно-то доверяю, а тебе, наверное, должен сказать, ввиду сложившейся ситуации.
Матвеев в последние месяцы вел какую-то странную двойную игру. Мне как хорошему старому другу он как-то признался под коньячком в ресторане, что завязался с одним очень крутым господином… Ну, он в преступном мире вроде бы сейчас занимает место покойного Крикуна. Со всеми вытекающими… А главное, что этот кредит на покупку большой партии лекарств Славик взял у него. Мы еще с Плющом удивлялись тогда, как это банк мог отвалить такие бабки. И это еще не все…
Тут Маркин, поморщившись, с трудом повернулся, а я налила в стакан прихваченной с собой холодной минералки и, приподняв голову больного, напоила его. В палате стояла невообразимая духота, телевизор орал: «Го-о-ол!»