Эти проклятые доллары
Шрифт:
— А много ли заплатите и чем? — продолжал юродствовать пожилой кобель.
— Нормально, — заявила я ему, он машинально дал по газам, вперившись в мчавшуюся навстречу его автомобилю ночную улицу.
Я почему-то почувствовала желание поучить подрастающее поколение в лице Алины, как, в случае чего, надо общаться с такими хамами.
Уже минут через пятнадцать-двадцать мы оказались на месте.
Извозчик, почувствовавший себя, моими стараниями, «Квазимодо от любви», молча принял от меня десятку баксов, внимательно изучив физиономию
…Тем временем дождик, пока мы ехали на окраину Тарасова, накрапывать перестал. В частых и мелких лужах на свежевыложенном асфальте покачивались отражения оранжевых головок фонарей.
Алинка ощутимо начала поеживаться от ночной прохлады, и я накинула на нее свою джинсовую куртку, пока мы шли через весьма обширный приусадебный участок к особнячку Ольги и Славы Матвеевых.
…В моей памяти мгновенно пронеслась картина годичной давности — новоселье.
Славик, только что отгрохавший это двухэтажное чудо евродизайна с черепичной крышей, похожий на самодовольного немецкого бюргера, стоит на крыльце дома и, улыбаясь, с достоинством пожимает руки мужчинам и целует галантно ручки дамам, идущим чередой (как на вручение «Оскара») из подъезжающих навороченных тачек.
Тут же где-то неподалеку порхает, излучая неподдельное счастье, изящная фигурка Оли в каком-то умопомрачительно прозрачном и дорогом платье. Светит ласковое летнее солнышко, и жизнь, как вы сами понимаете, представляется абсолютно безоблачной.
Я, помнится, тогда насмотрелась практически на весь городской бомонд. Многие мерзкие рожи до сих пор трудно выковырять из визуальной памяти — профессионализм, черт побери. Вот только, «ху из них был ху», я сейчас, хоть убей, не помнила.
Ну и, конечно, под икорку да семгу не пожалела влить в себя столько шампанского и коктейлей, что наутро пожалела…
«И что теперь, и где все это. И долговечен ли был сон?..» — на память тут же пришли строки любимого поэта, пока я ключами, выданными мне Алиной, открывала многочисленные запоры.
В доме все было тихо и спокойно. Уютно по-вечернему загорелись включенные нами торшеры, лампы, люстры, и я, слегка смущаясь, приступила к импровизированно-несанкционированному обыску.
Что, собственно, следовало искать?
— Аля! — позвала я девочку из детской со второго этажа. — Как мама вела себя в последний день?
— Я подумала, что она из-за чего-то переживает, — ответила прибежавшая ко мне и слегка запыхавшаяся Ольгина дочь. — Мама все куда-то названивала, ходила по дому и переставляла вещи с места на место. А на ужин у нее даже мясо подгорело.
— Когда она уходила, что с собой взяла?
— Ну, сумочку свою коричневую… зонтик…
— А где живет эта тетя Рита?
— Я там только один раз была… где-то возле вокзала…
— Алиночка, а по телефону ты не додумалась тете Рите позвонить?
— Я не знаю ее телефон… хотя… может быть, у мамы в комнате, если там есть в записной книжке…
Ольгина комната — сколько раз я там ни была — не переставала поражать меня тем вкусом, с которым ее отделала и обставила хозяйка. Но сейчас здесь все носило ощутимый налет тревоги и беспокойства.
Брошенный на шикарное кресло комплект нижнего белья (классного!), чего, как я знаю, Оля никогда себе не позволяла даже в самых форс-мажорных обстоятельствах. Ну что за картина? — осколки разбитой чашки возле журнального столика, пепельница, полная окурков со следами бордовой губной помады…
Я порылась в письменном столе своей подруги, что оказалось небесполезным. По крайней мере, теперь у меня в руках были Ольгина записная книжка и толстая общая тетрадь, явно дневникового характера.
Первым делом следовало отыскать телефон Риты. Так, так… вот он! 13-22-77.
Натренированная память сразу подсказала, как будто автоответчик выдал текст:
«Пустые хлопоты неминуемо доведут вас до отчаяния. Живите проще».
Тьфу ты, черт, это же телефон! Часы показывали уже почти полночь, тем не менее, учитывая экстремальность ситуации, я набрала номер, и через пару гудков мелодичный женский голос сказал мне:
— Алле.
— Очень извиняюсь за поздний звонок. Вас беспокоит подруга Ольги Матвеевой Татьяна. Вы Рита?
— Да, а что случилось?
— Оля три дня назад, вечером 18 августа, ушла к вам в гости и… И с тех пор ее нигде нет. Ко мне прибежала Алина…
— Боже мой! Она ко мне так и не пришла тогда, хотя мы предварительно созванивались, я ее весь вечер прождала… А где же она?
— Я сама, Рита, хотела бы это знать. И желательно без помощи милиции, потому что, как частный детектив по профессии, я чувствую некую деликатность обстоятельств, а эти дуболомы с погонами…
— Да, да, вы правы! Ой, я так что-то за Оленьку разволновалась… Может, я сейчас приеду (вы откуда звоните?) и помогу…
— Спасибо, но пока мне лучше поработать одной, — вежливо отказалась я. — Вы лучше скажите: в последние дни перед исчезновением Ольга что-нибудь необычное, особенное вам говорила?
— Ну… Она все насчет Славы переживала. Звонил он, мол, неделю назад, сказал, что из Штутгарта, а звонок был какой-то странный… не междугородный. Успокоил Ольгу, что через пару дней прилетит домой, и как сквозь землю провалился с тех пор. Она очень волновалась…
— Да, я это знаю. Спасибо за информацию, если мне что-то понадобится, я смогу на вас рассчитывать?
— Конечно, все, что угодно… для Ольги…
— До свидания, извините, спокойной ночи.
— Какая уж тут спокойная… До свидания.
Рита была искренне взволнована, я даже по голосу определила этот тип маленькой яркой женщины-канарейки, сидящей в золотой клетке, выстроенной мужем. Она, очевидно, к исчезновению Оли отношения не имеет. А помощи от нее… Ну, ладно, там видно будет.