Этичный убийца
Шрифт:
— А какое отношение это имеет к моей сексуальной ориентации? — озадаченно спросил Мелфорд. — Что-то я не понимаю.
— Я тоже не понимаю! — взвизгнул я.
Мелфорд перевел взгляд на Дезире:
— Лем задал вполне справедливый вопрос: кто ты такая и почему ты всюду следуешь за нами?
— Я? — переспросила она. — Одни очень нехорошие люди попросили меня последить за тобой, Лем, и выяснить, не собираешься ли ты совершить какой-нибудь нежелательный поступок.
— И что же? — поинтересовался Мелфорд.
— Насколько я себе представляю — нет, не собирается. Но мне придется еще немного за ним последить, чтобы убедиться окончательно. Если только, —
Мы не спеша ездили взад-вперед по шоссе и слушали неторопливый рассказ Дезире. Оказалось, что, как я и подозревал, она работает на Б. Б. Ганна, который живет где-то неподалеку от Майами и использует продажу свинины и энциклопедий как прикрытие для наркоторговли.
Дезире избегала подробностей. Она ясно дала нам понять, что решила уйти от Б. Б., но поскольку все же не хочет предавать его, то должна каким-то образом искупить свою причастность к этому грязному бизнесу. К этому заключению она пришла благодаря отчасти «Книге перемен», а отчасти Мелфорду. По ее словам, она в последнее время усиленно искала чего-то: какой-то цели, какого-то смысла, — и наша беседа в китайском ресторане убедила ее в том, что борьба за хорошее обращение с животными, которую ведет Мелфорд, может оказаться именно тем, что ей нужно. Интересно, усилилось бы ее убеждение или, наоборот, испарилось, если бы она узнала, что эта борьба подразумевает убийство людей?
— Так чем же занимаются борцы за права животных? — спросила она. — Взрывают скотобойни или что-то в этом роде?
Мелфорд покачал головой:
— Как правило нет. Главная сила нашего движения сосредоточена в свободном сообществе активистов, известном под названием «Фронт освобождения животных». Эффективность этого сообщества обусловлена тем, что, для того чтобы войти в него, достаточно просто исповедовать его ценности и предпринимать соответствующие акции, приписывая их ФОЖ. Никаких исправительно-трудовых лагерей, никакой идеологической проработки, никакой присяги. Самые простые акции — погромы предприятий фаст-фуда, охотничьих магазинов или других заведений, по вине которых хотя бы одна крошечная обезьянка может быть брошена в общую мясорубку — в огромную машину, где издевательства над животными поставлены на конвейер. Но есть и более сложные акции, например спасение лабораторных животных. Некоторые врываются на фермы и в научные учреждения, делают фотографии, показывающие, насколько жестоко там обращаются с животными, а затем устраивают так, что они становятся достоянием публики.
— Ну не знаю, — сказала Дезире. — Как-то это все пресно. Неужели ты хочешь всю жизнь приставать к людям с проповедями, убеждая их делать то, что они делать никогда не перестанут? Быть может, стоит предпринять что-нибудь посерьезнее? Например, избить администраторов какого-нибудь фаст-фуда.
— Члены ФОЖ считают, что не должны причинять вред даже самым жестоким мучителям животных, потому что вся их борьба основана на одном тезисе: люди вполне могут жить, не причиняя вреда другим существам.
При этих словах я постарался сделать вид, что ничего не слышал.
— И что же, они не могут убить даже самого отвратительного злодея? — спросила Дезире.
Мелфорд покачал головой:
— Любой, кто это сделает или хотя бы будет заподозрен в желании совершить подобный поступок, станет изгоем не только для этой организации, но и для всех сторонников движения в защиту животных. Их общая цель — спасение жизней, в том числе и человеческих. Но зато наносить имущественный вред не возбраняется.
— Ну что ж, все это вызывает уважение, — сказала Дезире.
— Хотя встречаются люди, — продолжал Мелфорд, — которые действуют даже там, где ФОЖ опустил бы руки. Они считают, что при некоторых условиях, в самой крайней ситуации, насилие неизбежно. Большинство членов Общества в защиту животных никогда не согласятся с этой истиной. Подозреваю, что они не сделают этого даже в частной беседе.
— Мне кажется, они совершенно правы, — заметила Дезире. — Какой смысл бороться за права всех живых существ, если мы станем делать между ними различие. Тогда мы будем похожи на посетителей ресторана, которые заглядывают в бак и выбирают рыбину, которую хотят съесть.
Мелфорд улыбнулся:
— Да, так и есть.
Дезире тоже улыбнулась в ответ на эту ложь, как будто одобрение Мелфорда привело ее в неописуемый восторг. И что самое неприятное, я прекрасно понимал, что именно она сейчас чувствует. В то же время я знал, что Мелфорд ей лжет. Какой же вывод я должен был сделать из всего этого? Ведь сам я так же легко и быстро стал прислушиваться к его мнению. И если бы я своими глазами не видел, как он убил двух человек, я ни за что не заподозрил бы его во лжи. Я вдруг почувствовал себя исключительно неловко: мне даже захотелось выйти из машины.
— А можно задать вопрос? — спросила Дезире.
— Разумеется.
— А как насчет медицинских исследований? Я хочу сказать, жаль, конечно, что приходится ставить опыты на животных, но мы же все-таки получаем важные результаты. Как же иначе найти лекарства от болезней?
— Конечно, поиск лекарств — очень важная задача. Но использование для этой цели животных — совсем другое дело. У меня на это есть два возражения: одно морально-этического, другое — практического свойства. Во-первых, то, что мучения и убийства животных приносят нам некоторую пользу, вовсе не значит, что мучить и убивать их — правильно. Если вместо подопытных животных мы будем использовать заключенных, преступников, брошенных детей или просто каких-нибудь невезучих ублюдков, которые вытянут несчастливый билет, — устроит ли вас это? Другими словами, можно ли сказать, что в данном случае цель оправдывает средства? Надо решить, представляет ли жизнь животных для нас какую-то ценность или нет. Если имеет, то делать исключения ради чего-то чрезвычайно важного — просто абсурд.
— Не уверена, что ты прав, — сказала Дезире. — Все-таки это животные, а не люди. По-моему, мы имеем полное право пользоваться преимуществами своего положения в пищевой цепи. Мы же не осуждаем львов за то, что они охотятся на зебр.
— Но львы не могут не охотиться на зебр, — возразил Мелфорд. — Для них это не является морально-этической проблемой. Так уж они устроены, ничего не поделаешь. А мы сами решаем, готовы ли мы причинять вред животным или нет. Это наш личный выбор, а значит, по нему нас вполне можно судить.
— Ну ладно, согласна, — сказала она. — Но все равно я не уверена, что готова скорее умереть от какой-нибудь жуткой болезни, чем позволить ставить опыты на животных, чтобы найти подходящее лекарство.
— Да, это сложный вопрос. Для многих, возможно, даже самый сложный. Высоконравственный человек может легко отказаться от гамбургеров и хот-догов, а вот вопрос о тестировании медикаментов на животных представляет собой очень непростую дилемму. Здесь самое главное — никогда не забывать о том, что большинство опытов, которые проводятся на животных, совершенно бессмысленны.