Этика жизни
Шрифт:
Разреши ее загадку, и будет благо тебе. Не разрешишь ее, пройдешь мимо, оставив ее без вниманья, и она сама ответит тебе на свой вопрос. Но ответит зубами и когтями. Потому что природа - немая львица и яростно растерзает тебя, не внемля твоим мольбам.
Ты уже не победоносный жених ее, а разбитая жертва заклания. Как это неминуемо и должно случиться с уличенным в измене рабом.
С народами дело обстоит точно также, как и с отдельными лицами. Сумеют ли они разрешить предложенную им загадку или нет?
В этом, в сущности, секрет всех несчастных людей, всех несчастных народов. Они забыли настоящую, внутреннюю правду, променяли ее на внешний блеск. Они неверно отвечают на вопрос сфинкса. Неразумные люди не могут правильно решить его вопроса! Неразумные люди принимают внешний, преходящий успех за вечные дела и запутываются все больше и больше.
Глупые люди полагают, что раз наказание за злое
XI. В произнесенном слове, в написанном стихотворении сказывается, говорят, квинтэссенция человека. Тем более это верно про сделанную работу. Вся нравственность человека, его ум, терпение, выдержка, порядочность, система, проницательность, гениальность, энергия, - одним словом, все силы, которыми обладает человек, - все написано в выполненной им работе. Работать - значить испытать свои силы в борьбе с природой и ее никогда не обманывающими законами. Они-то вынесут человеку правильный приговор. Столько-то добродетелей и способностей нашли мы в нем. Столько-то - и больше ни одной! Столько-то способности было у него согласоваться со мной и с моими неизменными, вечно истинными законами, работать и трудиться сообразно с ними, как я ему приказывала, и ему это удалось, или не удалось, как вы видите!
Деятельность в соответствии с требованиями великой природы - разве это не добродетель во всех отношениях? Хлопчатую бумагу можно прясть и продавать. Можно достать рабочих, чтоб прясть ее. И наконец, можно продавать сотканную материю, следуя в этом деле предписаниям природы. Если не следовать предписаниям природы, то и ткани не получите. Если же вы ее не получите, если не будет в продаже бумажных материй, то природа уличит вас в бессилии. Сила ваша - не сила, ваш труд - бесплоден!
Уважай способность до тех пор, пока она делает честь человеку. Я всегда уважаю человека, которому удается его труд.
XII. Воистину, в сем мире нет ничего мертвого. То, что мы называем мертвым, на самом деле лишь изменено. Силы его действуют лишь иным образом. "Лист, гниющий на сыром ветру, - как кто-то выразился - имеет еще силу: иначе как мог бы он гнить? Весь мир наш - бесконечно сложное, запутанное соединение сил, разнообразнейших сил. Начиная с силы тяготения и кончая мыслью и волей. В свободе человека, в непреложности законов природы, во всем мире ни что не дремлет ни на одно мгновенье. Все бодрствует и деятельно творит. Нигде ты не увидишь предмета в одиночном бездействии, начиная с медленно распадающихся со времен сотворения мира гранитных гор, вплоть до рассеивающегося дыма, до живого человека, вплоть до поступка, до слова человека. Мы знаем, что сказанного не вернешь. Тем более не вернешь ты сделанного. "Сами боги, - говорит Пиндар, - не могут уничтожить содеянного поступка." Да, что случилось раз, то случилось навек, то ввергнуто в бесконечное время, и остается ли оно надолго видимым для нас или быстро исчезает, вечно действует и растет, как неразрушимый, новый элемент в беспредельности вещей. Да и что такое представляет собою эта безпредельность вещей, которую мы называем Вселенной, если не деяние, совокупность поступков и действий? Живая, готовая сумма, которой никто не в состоянии вычислить, состоит из трех слагаемых, явных для всех: все, что случилось, все, что случается и все, что случится в будущем. Пойми это как следует: все, что ты видишь, - результат поступка, следствие и выражение напряжения силы. Совокупность вещей - это бесконечное спряжение глагола "творить". Безбрежное море сил, власти творческой, где силы трепещут и кружатся, подымаясь дружными течениями, широкими как неизмеримость, глубокими как вечность, прекрасными, страшными и непонятными - вот что человек называет жизнью и миром. Окрашенная в тысячу цветов огненная картина, одновременно скрывающая от глаз наших явления и обнаруживающая их, отражение - едва уловимое жалким мозгом и сердцем человека - Неизреченного, живущего в свете, когда кругом царит тьма, сквозь которую никто не может к Нему пробраться - вот жизнь и мир. Выше блестящего звездного пути, раньше начала времен трепещут творческие силы вокруг тебя, да и ты принадлежишь к числу их на том месте, на котором сейчас стоишь, в тот самый момент, который ты сейчас видишь на своих часах.
XIII. Сильный человек всегда найдет себе дело, то есть трудности, страдания в той мере, какие только ему по силам.
XIV. Талантливый человек, в какой бы период истории он ни родился, всегда найдет довольно работы, никогда
XV. Положение, не имеющее своего идеала, своей обязанности, никогда еще не было занято ни одним человеком. Да, в этой бедной, жалкой, презренной действительности, в которой ты сейчас живешь, заключен идеал твой, здесь или нигде. Отсюда стремись к нему, надейся, живи и будь свободен. Глупец! Идеал твой лежит в тебе самом, препятствия к нему скрыты тоже в тебе самом. Твое состояние - лишь материал, из которого ты должен образовать, сформировать этот идеал.
XVI. А вы, работники, уже стоящие на работе, взрослые люди, благородные, достойные уважения, вас призывает свет к новому труду, к новым благородным поступкам. Победите бунт, раскол, широко распространенное отчаяние своим мужеством, справедливостью, мягкостью и мудростью. Хаос темен и глубок, как ад. Заставьте воссиять свет, и мы увидим вместо ада зеленый цветущий мир. Нет ничего более великого, как заставить какой-нибудь уголок Божьих созданий стать плодороднее, лучше, достойнее Бога, заставить сердца человеческие стать немного умнее, мужественнее, счастливее, благосклоннее. Эта задача достойна какого-нибудь бога. Черный ад мятежа, варварства, отчаяния может быть превращен людскими усилиями в своего рода небо, очищенное от копоти, от мятежа и от потребности в бунте. Вечная дуга небесной лазури подымается и над ними и над их хитрыми махинациями, как над порождением неба, и Бог, и люди спокойно смотрят на это.
XVII. Я уважаю людей двух категорий и только двух. Во-первых, трудящегося работника, созданными из земли орудиями покоряющего землю, превращая ее в собственность человека. Достойна уважения грубая, сведенная, мозолистая рука, в которой, тем не менее, есть нечто царственно-величественное, потому что она держит скипетр нашей планеты. Почтенным нахожу я грубое, загорелое лицо работника с бесхитростным умом, потому что это лицо человека, живущего так, как человек должен жить. Да, я тебя еще больше уважаю за грубость твою, именно потому, что нам приходится и пожалеть, а не только любить тебя! Тяжело обремененный брат! Из-за нас так гнулась спина твоя, из-за нас твои прямые члены так изуродованы. Ты был нашим рекрутом, тебе выпал жребий, и в то время, как ты за нас воевал, ты сделался калекой. И в тебе заключался созданный Богом образ, но ему не суждено было развернуться. Труд крепкой пеленою окутал тебя и лишил тело твое и душу твою свободы. И все же продолжай работать, трудись! Ты исполняешь долг свой, хотя бы другие его и не исполняли, ты трудишься ради необходимого, ради насущного хлеба.
Другого человека уважаю я еще гораздо больше - того, который трудится ради необходимого душе человеческой, не ради хлеба насущного. И он исполняет свой долг, стремясь к внутренней гармонии и содействуя ей словом и делом. Всего выше стоит такой человек, когда его внешние и внутренние стремления составляют одно, когда мы можем назвать его художником. Не простым рабочим, а воодушевленным мыслителем, небом созданными орудиями завоевывающим небо! Если бедный скромный труженик работает, чтобы добыть нам пищу, то разве одаренный умом и гением человек не должен трудиться в свою очередь для него, чтобы дать ему свет, руководство, свободу и бессмертие! Этих двух людей на различных ступенях их развития уважаю я глубоко. Все другое - лишь дым и прах. И дуновенья ветра достаточно, чтобы его не стало. Но несказанно трогательным нахожу я соединение этих двух типов в одном лице, когда тот, кто наружно должен трудиться для удовлетворения самых низменных человеческих потребностей, внутренне работает для самых высоких из них. Я не знаю ничего в мире выше святого, обрабатывающего землю, если такой человек в наше время еще может встретиться. Такой человек вернет тебя к временам Назарета. Сияние неба поднимется перед тобой из глубочайших недр земли подобно свету, блестящему во мгле.
XVIII. Не за тяжелый труд жалею я бедняка. Все мы должны либо трудиться, либо красть (каким бы названием мы не прикрывали своей кражи), что гораздо хуже. Ни один честно трудящийся человек не находит, что его задача - одно лишь препровождение времени. Бедняк голоден, ему хочется пить, но и для него найдутся пища и питье; он тяжко обременен и устал, но небо посылает ему сон, и даже сон глубокий. В его закоптелой избе на него нисходит благодатный отдых, сновидения пестрой чередой проносятся перед ним. Но я жалею его за то, что светильник духа его угасает, что ни один луч небесного или хоть земного знания не доходит до него, и лишь в густой мгле, как два призрака, живут страх да дерзость.