Это бизнес, детка!
Шрифт:
— Спокойной ночи, Антуан.
Ненавижу. Идиот. Придурок, импотент, высокомерный индюк. Нет, всё-таки зря я не свалила отсюда сразу, как только привезла из ресторана… Я ещё поплачусь за эту жалость!
Казалось, мои глаза закрылись всего на минутку, а потом раздался лёгкий стук в стекло двери. Я подхватилась, словно забыла, где и кто, а потом села в кровати. Антуана рядом не было, из-за шторки ванной раздавался шум душа, а во внутреннюю, со стороны дома, дверь стучали настойчиво и деликатно. Открыть? Затихариться?
Я встала, завернувшись в простыню, которую вытащила
— Я принесла отвар трав для мсьё Антуана.
Открыв дверь, я приняла подносик с кружкой из её рук:
— Спасибо, я ему передам, как только он выйдет из душа.
Горничная помялась, но всё же продолжила:
— Там… Ужин… Я уберу тарелки?
— Мы не ели. Съедим на завтрак.
— Что вы?! — она глянула на меня чуть ли не как на врага народа. — Мсьё Антуан должен обязательно есть тёплое! Для его желудка…
— Ну так разогрейте и принесите, пожалуйста, — я метнулась к столику, поставила на него поднос и взяла другой, побольше, на котором стояло накрытое колпаком блюдо и полная сервировка на двоих, с затейливо свёрнутыми салфетками на тарелках и бокалами для вина. Бутылка розового «Шато д’Эсклан» грелась с вечера, но на вино мне даже смотреть не хотелось. Зря Антуан себе сюда хотя бы маленький холодильник не поставит! Я отнесла поднос Антинее, отдала со словами:
— Вот, пожалуйста и спасибо.
Она взглянула на меня как-то странно, и в глубине её голубых глаз я впервые увидела неприязнь. Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, даже если я тебе не нравлюсь.
Когда горничная удалилась, мне захотелось пошалить. Вот просто так. Я провела спокойную ночь в объятиях Антуана, сегодня мы едем в Париж, которого я пока ещё не видела, у меня есть ещё две недели на изъятие кольца — почему бы не побаловаться, как говорил Карлсон? Бросив простыню на кровать, я отодвинула занавеску ванной и вошла.
Космическая карма, а ведь я ещё никогда не видела маркиза голым! Ночью не в счёт, там я только рукой пошарила по животу. А тут… Он стоял под душем, чуть откинув голову, с закрытыми глазами, с водой, стекающей по телу… Аж ноги ослабели на пороге. Мать моя дура, какое тело!
Гладкое, кое-где слегка волосатое, подтянутое, но без той сухости, что присуща поборникам ЗОЖ и качалок. Есть и немного жирка, но такого — симпатичного! Мышцы… Дай бог каждому такие мышцы! Не бугристые, не вызывающие, а именно подтянутые, скрытые. Но если вдруг надо будет… Недаром он мне показался вчера тяжёлым! Мышцы весят больше жира.
Я зажмурилась, стоя на пороге ванной. Пыталась привести сознание в надлежащий вид. Уже нарушила все мыслимые и немыслимые правила, которые вдалбливал мне в голову дядя на протяжении стольких лет. О некоторых вообще только подразумевал, как о само собой разумеющихся. Не иметь с жертвой интимные отношения. Не иметь с жертвой откровенные разговоры. Не влюбляться в жертву!
Алёшка, ты неисправима. Зря, ой зря дядя потратил на тебя всю жизнь… Ну и пофиг. Я всё равно близка к цели!
Открыла глаза. Антуан смотрел на меня с усмешкой сквозь пелену душа. А потом сказал просто:
— Иди ко мне.
И я пошла.
Его руки приняли меня, обняли, успокоили. Нет, не может быть, чтобы я ошиблась. Я всё делаю правильно! Разве не говорил дядя, что нужно установить доверительные отношения? Сейчас у нас лимит доверия превышен в стопицот раз! Но я думала не только об этом. О личной стороне дела тоже. Ведь Антуан не знает, что его кольцо нужно мне. Возможно, он даже не знает, что бриллиант краденый! И тогда… Нет, всё равно я останусь в его глазах просто мелкой воровкой драгоценностей. А он… Он честный, умный, благородный! Аристократ! А я просто девчонка от матери-алкашки и неизвестного отца. Я ему совершенно не чета и даже не думаю о каких-то призрачных отношениях. Надо взять от жизни то, что она даёт, поблагодарить и идти дальше. Это моё последнее дело… От него зависит жизнь дяди. Сестрёнки, братишки… Я должна довести его до конца. Но, космос, как сложно не думать о завтрашнем дне в плену сильных рук!
— Выспалась, детка?
Он шепнул мне это на ухо, а у меня чуть ли не сознание помутилось. Нет, так нельзя! Не последний мужик, не первый, кстати! Алёшка, возьми себя в руки!
Но не я, а он взял меня в руки. Очень нежные, очень ласковые руки. А голос, тихий, вкрадчивый, обжёг ухо:
— Иди, я тебя намылю, вымою…
Я аж задохнулась. Это прозвучало так… призывно! Так страстно, так обещающе! И его пальцы с мочалкой, полной пены, заскользили по моей груди, невзначай касаясь сосков, по животу, по ногам, вернулись вверх, снова вниз… Космос, как устоять? «О, боже, какой мужчина!» Какая нежность… Полная нирвана! Дрожь охватила всё моё тело, а почему я дрожала, и сама не знала. Но машинально ухватилась за плечи Антуана, даже, можно сказать, вцепилась в них. Всё, что было между нами вчера и позавчера, не шло ни в какое сравнение с этим невинным душем… Это были притирки, намётки, а сегодня началась настоящая игра. И Антуан водил.
Он прижал меня к себе, обдав жаром распаренного под тугими струями воды тела, и спросил:
— Тебе холодно?
— Нет.
— Почему же ты дрожишь?
— Я не знаю, — призналась я, избегая смотреть ему в глаза. А ну как найдёт в них что-нибудь, да не отпустит…
— Давай я смою мыло. Согрею.
Он снял душ с подвески и начал поливать меня со всех сторон. А я отобрала мыло и неумело принялась мылить его плечи. Заодно и массировала. Как могла и знала, да. Мне просто хотелось доставить ему удовольствие после такого купания. Похоже, Антуану нравилось, потому что он жмурился и тихонько мурчал, прямо как сытый кот. Остаться бы так с ним навсегда… Вот здесь, под душем. Насовсем. Чтобы было так же хорошо… Но сколько же кубометров воды уйдёт…
К счастью, в дверь снова постучали, и Антуан услышал. Озабоченно сдвинул брови:
— Кто это, интересно?
— Наверное, Антинеа принесла завтрак.
— Я её не просил, — удивлённо сказал Антуан, потом поднял пальцем мой подбородок, заставив взглянуть ему в лицо.
— Я попросила. Там ужин остался… — запнувшись, ответила я. — Ты же обещал, что я попробую что-то необычное.
Он молчал, а потом рассмеялся, откинув голову. Потянулся, выключая душ, и бросил мне висевшее на крючке полотенце: