Это бизнес, детка!
Шрифт:
Правда, когда такие отношения длятся десять лет, это больше похоже на любовь, чем на удовлетворение потребностей. Но дядя ни в чём подобном никогда не сознавался, и мне не приходило в голову поинтересоваться. Сегодня же я, кажется, поняла чувства Лены…
Под рукой у меня скатался целый комок волос. Ничего себе! Это Антуан линяет так, что ли? Купил бы себе шампунь или ополаскиватель какой против выпадения волос. Этак он к тридцати годам останется лысым! Впрочем, у них это в роду — вон отец и дед тоже плешивые… Ладно, всё это лирика, наверное, надо было бы уже и вставать. Где же мой работодатель-бдсмщик?
Я нашла Антуана в гостиной, на том самом кресле. Он сидел, уткнувшись в ноутбук, и что-то читал, то и дело хмыкая. Пылесос гудел где-то наверху. Я пошла, неслышно ступая по ковру, и опустилась на колени возле кресла. Села на ноги, сложив руки перед собой. Хочешь куклу — получишь куклу.
Антуан долго смотрел на меня и, видимо, не понимал. Потом спросил:
— Алекс, что ты делаешь?
Я молчала. Что делаю, что делаю. Сижу, жду распоряжений.
— Отвечай же!
Нет уж. Никаких ответов. Куклы не разговаривают.
— Посмотри на меня, Алекс.
А тон поменялся. Он произнёс это мягко, с небольшим нажимом. Но без раскаяния.
— Посмотри на меня.
А вот теперь уже умоляющий тон. Я подняла голову и увидела его взгляд. Оливки глаз смотрели на меня безо всяких шторок, со странной смесью непонимания и почти боли. Антуан наклонился ближе, погладил меня по щеке, совсем тихо спросил:
— Это из-за вчерашнего? Я не хотел. Я разозлился…
Я снова опустила взгляд, рассматривая узор ковра под ногами. Ладонь осторожно скользнула вдоль щеки, взъерошила ёжик волос, обняла мою голову.
— Прости. Слышишь? Прости. Я больше не буду. Честное слово.
Врёшь ты всё. Будешь. И не раз, если представится возможность.
— Послушай меня, детка. Я правда больше не буду. Посмотри мне в глаза.
Искренний взгляд. Неужели, не врёт?
— Ты нужна мне. И я больше не буду тебя обижать или делать что-то против твоей воли. Только не молчи… Договорились?
С трудом, словно мышцы были чужие и не желали меня слушаться, я кивнула. Борьба тела и разума окончилась победой разума. Или сердца, как знать. Но мне хотелось услышать определённые слова, и я их услышала. Антуан взял меня за руку, тихонько потянул вверх, вставая:
— У меня есть для тебя подарок. Пойдём.
Ну вот, опять начинается размахивание кредитной картой! А ведь всё было так хорошо несколько секунд назад… Он привёл меня в коридор, поставил перед зеркальным шкафом, и я вгляделась в своё отражение — бледная девочка, худышка с большими глазами, с веками, тронутыми синевой от полу-бессонной ночи. И Антуан сзади — высокий, красивый, стильно одетый… Плебейские джинсы смотрелись на нём просто ах! И футболка с принтом, а на плечи накинут свитер рукавами вперёд… А взгляд острый, нерешительный, но смотрит с надеждой.
Пошуровав в кармане,
— Нравится? — застёгивая на шее цепочку, спросил маркиз. Я кивнула. Боялась, что будет что-то дорогое, а тут просто маленький ништячок.
— Я выходил за круассанами, купил газету, и вот это мне попалось на глаза. Решил, что ты обрадуешься…
— Спасибо, — тихо ответила я, трогая пальцем подковку. На удачу…
Антуан развернул меня лицом к себе, прижал, заставив поднять голову. В его глазах светилось нечто, чего раньше я не замечала. И сейчас не поняла, что это. Какое-то новое выражение, которого я ни у кого не видела. Мне вдруг показалось, что он начал привязываться ко мне, и я испугалась. Нет, не надо, Антуанчик, прошу…
— Понимаешь, я не знаю, как с тобой обращаться. Я отвык. Я общаюсь со всякими наташами, и мне так легче: заплатил и делай что хочешь… А ты не такая. Ты меня простила?
— Простила.
Я опустила голову, прижалась щекой к его свитеру, ощущая мягкость кашемира и слыша гулкие частые толчки сердца. Как тогда, в душе, остаться бы вот так навсегда в этом коридоре, в сильных, тёплых руках, с дыханием в волосах, зная, что всё хорошо здесь и сейчас…
— Пойдём, круассаны ещё горячие.
— Я слушаю твоё сердце, — ворчливо отозвалась я. — Тебе жалко?
— Ну, просто потом я хотел прогуляться с тобой по городу, — небрежно сказал Антуан. — Кто-то вчера изъявил желание увидеть Эйфелеву башню, Марсово поле, а там ещё и Сады Трокадеро, Триумфальная арка, Елисейские поля… Смотреть не пересмотреть!
— Я хочу! Очень хочу!
Подняв голову, с надеждой взглянула ему в глаза:
— Ты же мне всё покажешь? Сфотографируешь везде?
Светлые оливки смеялись.
— Я даже заказал столик на сегодня в «Жюль Верне». Знаешь, где это?
— Нет.
— На самом верху Эйфелевой башни, — Антуан потянул меня в гостиную, распахнул окно, немного повозившись с защёлкой, и шагнул на балкон: — Смотри, вон там.
Проследив за его пальцем, я упёрлась взглядом в небольшую, если смотреть с третьего этажа, площадку почти у шпиля башни. Там есть ресторан, да. Неужели сегодня вечером я буду там ужинать? Обернувшись на Антуана, я прочла в его глазах радость — от моего счастья. Нет, ну что за человек? Вечером шлёпает, утром одаривает подарками… Остаётся понадеяться, что это не своеобразные извинения за поведение, которое он считает нормальным. Впрочем, посмотрим. Если порки больше не будет, значит, Антуан действительно раскаялся и хочет замолить свои грехи.
Потом мы ели тёплые свежие круассаны, запивая их горячим сладким кофе. И это оказалось восторгом. Антуан купил три сорта круассанов — без начинки, с шоколадом и с миндалём в белом шоколаде. Я слопала по одному каждого вида и потом облизывала пальцы, а маркиз смеялся, предлагая мне влажные салфетки.
Потом на кухню пришла Габриэла, пожурила, что торчим тут, а не сидим, как господа, в столовой, и поставила перед Антуаном стакан заваренных трав:
— Это же надо на голодный желудок пийть, а ты… Вот всё равно выйпей!