Это был просто сон...
Шрифт:
— Интересно, а дикие звери здесь водятся? — с нервным смешком спросила Ирина. — Какие-нибудь хищники. Или тут только сайфлопы попадаются?
— Это все шутки Алаверноша, — с раздражением высказался Фарго, останавливаясь. — Он тут живет где-то неподалеку. И очень, понимаете, не любит, когда возле его дома праздно шатаются всякие бездельники. Дорожка так и будет петлять спиралью, по замкнутому кругу, кто-то мне уже рассказывал. Не-ет, если мы хотим выбраться, то надо идти напролом!
— Стойте! — крикнула Ирина. — Подождите!
Но Фарго уже лез куда-то вверх, с ловкостью обезьяны цепляясь за выступавшие над землей корни. Ирине ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним. Правда, сноровкой слепого она похвастаться не могла, и изрядно отстала.
— Фарго, да подождите же!
Кто б там слушал! Ничем хорошим это закончиться не могло по определению. "Набьет себе шишку — будет знать!" — решила про себя Ирина. Да. В плохую минуту она об этом подумала. Подозрительный шум, вскрик и — тишина. "Господи, да он там никак убился совсем!" — перепугалась Ирина, прибавляя ходу. Внезапно она потеряла опору под ногами и, отчаянно визжа, стремительно поехала куда-то вниз. Обрыв!
— Фарго! — закричала Ирина.
Тишина. И темнота. Ирине с перепугу показалось, будто она ослепла совсем, такая вокруг стояла темнота. Пахнуло сыростью — где-то совсем рядом плескалась вода.
— Фарго!
Тишина. Ирина перепугалась не на шутку Темень вокруг была кромешная, ни лучика света. Ирина вытянула руки и осторожно сделала шажок. И тут же ноги словно бы облило кипятком. Ирина с воплем отдернулась, наткнулась на Фарго, они оба упали в грязь, и только тогда Ирина поняла, что вода была вовсе не кипящей, а ледяной. Настолько ледяной, что соприкосновение с нею и впрямь оказалось похоже на ожог.
— Даршан пест! — пожаловался слепой несчастным голосом. — Моя голова…
— Простите меня, — залепетала Ирина, — ну, пожалуйста, простите, я ничего не вижу, здесь темно как в попе у негра!
— Экий затейник, — проворчал Фарго, пытаясь подняться. — Алавернош то есть. Голову ему б оторвать на райлпаге, да нельзя, он же не боец…
— Что же нам дальше делать? — плачуще спросила Ирина.
Она чувствовала себя замерзшей и грязной: пока катилась с обрыва, вымазалась с ног до головы. В волосах и на одежде полно было холодной липкой грязи, промокшие ноги давно уже превратились в бесчувственные ледышки. Ирина неосторожно потерла ладонью лицо, теперь на щеке подсыхала противной корочкой все та же грязь. Глаза между тем постепенно привыкали к темноте, которая оказалась не такой уж и полной. Где-то далеко сиял свет — как другая галактика. Ирина долго всматривалась, пытаясь понять. А потом…
— Город, Фарго! — воскликнула она, не веря своим глазам. — Смотрите — город!
— Где? — спросил Фарго так, словно и впрямь мог увидеть город.
Город был далеко. На самой грани видимости, за краем бесконечной темной воды. Яркие сверкающие строения, словно вышитые светящимся бисером на черном бархате ночи.
— Плавать умеете? — спросила Ирина, жадно всматриваясь, — Тут километров пять, наверное. Или шесть… Переплыть и позвать на помощь… А?
— А вы водичку попробуйте, — желчно посоветовал Фарго. — Тепленькая?
— Я забыла, — виновато вздохнула Ирина.
Водичка была не просто "тепленькая", она была ледяная. В нее окунись, тут же дуба дашь, причем на месте и сразу. Да и вообще, затея с заплывом была нехороша сама по себе. Сама Ирина плавала плохо, а Фарго, даже если он и был чемпионом по плаванью, в одиночку отпускать было нельзя.
— Я должен был сейчас петь, — сварливо выговорил Фарго. — Вот в эту самую минуту я должен был петь перед миллионами слушателей! Но вместо сцены я угодил к даргу под хвост, в какую-то дурацкую яму… за что лейтану громадное спасибо! Так вот, раз уж я должен был петь, то, иди все к Хаосу, я и буду сейчас петь! И попробуйте только меня остановить.
— Да я и не пытаюсь вас останавливать… — начала было оправдываться Ирина.
— Вы будете слушать или нет?
— Я… да, буду.
— Вот и отлично!
Но петь Фарго отчего-то не стал.
— Что же вы не поете? — спросила Ирина, стуча зубами от холода.
— А не поется! — отрезал Фарго.
Они помолчали, на пару стуча зубами от холода.
— Кто такие дарги? — любопытно спросила Ирина, лишь бы прервать это тягостное молчание.
— Животные, — пояснил Фарго. — Очень вонючие и м-мерзкие. Жрут падаль и всякие отбросы, друг друга тоже не прочь сожрать, живут под землей. Символ паскудства, подлости и всего прочего в таком же духе…
— А, — сказала Ирина. — У нас вот тоже есть такие звери. Крысы, скунсы… Шакалы.
— Тьфу! — плюнул Фарго. — Что мы о всякой гадости! Без того тошно. Давайте лучше о чем-нибудь хорошем.
— Вы петь хотели, — несмело напомнила Ирина.
— Уже не хочу.
— Так, может быть, просто поорать? — предложила Ирина. — Если, как вы говорите, Алавернош где-то рядом живет, может, он услышит? Над водой голоса летят далеко…
— Не-ет, если уж и шуметь, то делать это надо про-фес-си-о-наль-но! Жаль, инструмента при себе нет, а то бы я тут устроил… концерт по вашим письмам, — он откашлялся, но петь все-таки не начал, объяснил смущенно:- Что-то совсем ничего в голову не приходит… Каша какая-то, какофония.
— А давайте, я вам спою? — вдруг предложила она, не иначе, как от отчаяния. Чтобы занять себя хоть чем-то.
— Давайте! — обреченно вздохнул Фарго.
"Чем бы его подковырнуть, знаменитого? — подумала Ирина. — При том при всем, что голосом меня Бог обидел…"
Ответ всплыл из памяти сам собой. Был когда-то в жизни Ирины такой же вечер на набережной, и так же горели фонари на противоположном крае залива… Половина города тогда осталась без света, и Рустам шутил, что худа без добра не бывает, и они бродили по темным улочкам, держась за руки, а потом вышли к набережной… И море сверкало отраженным светом уличных фонарей, а над морем висела полная лунища… Рустам… как же ты далеко от меня, любимый… Время и пространство отделили нас друг от друга слишком прочно. Никак не пробиться. Только в памяти…
— Что же вы не поете? — спросил Фарго. — Тоже не поется?
— Сейчас, сейчас, — отозвалась Ирина. — Сейчас вспомню…
…Только в музыке, которая объединяла нас тогда и способна сблизить сейчас. Пусть хотя бы всего лишь в памяти… Ирина проглотила слезы.
— Йестердеееей, — негромко пропела она, зажмурившись, — он май трайблес синк соу фааааревеееей…
Она засмеялась. Внезапно и вдруг ей стало бесшабашно весело, и ничем это веселье объяснить было нельзя. Даже холод отступил. Темнота чужой планеты, далекий город и старая-престарая песня из тайников души…