Это было под Ровно
Шрифт:
— Погодите, погодите! — заволновался Лукин. — А спекуляцией он занимается?
— А как же! Конечно.
Словом, выяснилось, что речь идет о Михаиле Макаровиче Шевчуке.
Через некоторое время Шевчук устроил «свадьбу» — «женился» на Ганне. На этой «свадьбе» было много приглашенных. Был и агент уголовной полиции Марчук. Теперь Шевчук стал постоянным жителем Ровно, семейным человеком.
Но не все в нашей работе проходило гладко.
Несколько раз по нашим заданиям ходил в Ровно разведчик Карапетян. В городе он обычно останавливался на явочной квартире, где
Однажды Карапетян пришел на эту квартиру пьяный. Там оказались двое незнакомых людей. Пьяному, как говорят, море по колено. Карапетян начал хвастать:
— Вы знаете, кто я? Небось, и не догадываетесь. Я опасный для немцев человек!
Хозяйка, став за спинами двух новых людей, стала делать Карапетяну предупредительные знаки: молчи, мол. Куда там!
— Я знаю, ты помалкивай! Вот… меня, брат, голыми руками не возьмешь. Вот, видали! — И он стал показывать револьвер и гранаты. — Что, испугались? Я вас не трону. А кого надо…
Незнакомцы послушали, послушали и, поспешно попрощавшись, ушли.
История эта имела печальные последствия.
Возвратившись в лагерь, Карапетян ничего не сказал о случившемся. Но Николай Струтинский, который пользовался этой же явочной квартирой, сообщил, что и хозяйку и ее детей гестапо арестовало.
Карапетян был допрошен в штабе отряда и во всем признался. Преступление это нельзя было простить. По решению командования отряда Карапетян был расстрелян.
А через несколько дней гестапо арестовало Жоржа Струтинского. Его выследили, когда он шел на явочную квартиру, проваленную Карапетяном.
Схватили Жоржа по дороге на «зеленый маяк». Ему удалось было вырваться. Отстреливаясь, он побежал, но был ранен и все-таки захвачен.
Мы не сомневались в стойкости Жоржа: он не выдаст. Но опасались, что гестапо выследило других наших людей.
Поэтому было решено на некоторое время отозвать разведчиков из Ровно. Кузнецов, Шевчук, Гнедюк и Николай Струтинский покинули город и пережидали на станции Здолбуново.
Как выяснилось потом, предосторожность эта была излишней: гестаповцы ничего не узнали о нашей работе в Ровно.
ВСТРЕЧИ С КОВПАКОМ
Еще в феврале 1943 года, когда наш отряд в полном составе находился в Сарненских лесах, мы часто получали сообщения от наших разведчиков из Ровно, Сарн, Клесова и Ракитного, а также от местных жителей, что где-то на севере от нас действует крупное партизанское соединение.
— Ковпак ведет тысяч сто партизан, — говорили местные люди.
«Фельджандармерия и каратели сильно обеспокоены каким-то крупным партизанским отрядом под командованием Ковпака. Немцы и немки с ужасом рассказывают, что Ковпак везде появляется неожиданно, истребляет немецкие гарнизоны, взрывает мосты и эшелоны. Боятся, чтобы он не пришел в Ровно», — писал мне из Ровно Кузнецов.
Что это за соединение и кто такой Ковпак, мы тогда еще не знали.
Вскоре разведчик Валя Семенов доложил мне, что в Князь-Село прибыли партизаны Ковпака и расквартировываются по соседним селам.
— Ты их видел?
— Самого Ковпака еще не видел, но к нам едут его представители.
И правда, через час я уже познакомился с представителем Ковпака. Я увидел человека среднего роста, коренастого, с большой бородой. Он слез с седла и представился;
— Вершигора, начальник разведки отряда Ковпака.
На петлицах его гимнастерки — три прямоугольника, означавших, что он подполковник. На левой стороне груди — новенький орден Красного Знамени.
Вершигора скупо отвечал на наши расспросы, зато очень подробно интересовался обстановкой: как расположены немецкие гарнизоны, много ли войск в Ровно и области, какие села контролируются партизанами.
— Сидор Артемович Ковпак и Семен Васильевич Руднев решили отпраздновать годовщину Красной Армии. Они просили меня передать вам приглашение прибыть к нам в Князь-Село на праздник, — сказал Петр Петрович Вершигора.
На рассвете 23 февраля я в сопровождении Пашуна и небольшой группы партизан выехал в Князь-Село.
Много раз за время партизанской жизни мне приходилось встречаться во вражеском тылу с партизанскими отрядами, разведчиками, с отдельными партизанами, и всегда эти встречи как-то особенно волновали. «Мы не одни здесь. Нас много. Мы везде», — думалось мне. Но встреча с Ковпаком и его людьми запала мне в душу на всю жизнь.
Когда мы проезжали через села Ленчин и Рудню-Ленчинскую, где расположились подразделения Ковпака, я забыл, что нахожусь во вражеском тылу. По улицам ходили бойцы, вооруженные автоматами и ручными пулеметами. На шапках ярко горели красные ленты и красноармейские звезды. Многие ковпаковцы были награждены, и новенькие ордена и медали поблескивали на их гимнастерках. Кое-где у хат стояли станковые пулеметы и даже орудия. Партизаны распевали песни и лихо здоровались.
Ковпак в моем представлении был человеком огромного роста, с громовым голосом. Каково же было мое изумление, когда я увидел перед собой худенького человека лет шестидесяти, с тихим голосом. На его груди сверкали Золотая Звезда и орден Ленина.
— Здравствуйте, товарищ Медведев! — сказал Сидор Артемович. — Многое я слышал о вас и в Брянских лесах, и здесь, на Украине. Добре работаете!
Ковпак стал забрасывать меня вопросами: давно ли мы в этих местах, как ведем работу, долго ли будем сидеть под Ровно. Я подробно рассказал Сидору Артемовичу обо всем.
— А сидеть будем здесь до тех пор, пока сюда придет Красная Армия.
В это время в комнату вошел высокий, красивый человек с орденами на гимнастерке. Лицо у него было очень утомленное.
— Знакомьтесь: это мой комиссар, — показывая на вошедшего, сказал Ковпак.
Мы тепло поздоровались. Семен Васильевич Руднев включился в разговор.
— Правда, что вы имеете в Ровно своих партизан? — спросил он.
Услышав подтверждение, Семен Васильевич еще больше оживился. Он расспрашивал меня о всех тонкостях дела: как мы добились этого, по каким документам наши люди туда ходят, как удалось установить связь с местной большевистской подпольной организацией, кто такой Новак, как мы совместно организуем операции.