Это было под Ровно
Шрифт:
В районах, где мы теперь находились, проделывалось то же самое. По всем дорогам «победители» конвоировали угоняемых в рабство жителей, обозы с награбленным крестьянским добром и продуктами.
20 апреля, как и было назначено, состоялся парад. Центральная площадь в Ровно была оцеплена. На ней выстроились все части немецкого гарнизона: каратели, войска, несшие охрану штабов, подразделения эсэсовцев и фельджандармов, отряды полиции.
У трибуны на специально отведенных местах расположились «почетные гости»: чиновники рейхскомиссариата, военная и гражданская знать. Среди гостей под руку с молоденькой девушкой стоял лейтенант Пауль Зиберт.
Над
В назначенный час к площади на комфортабельных машинах подъехали высшие представители власти и командования. На трибуну поднялся первый заместитель Эриха Коха — правительственный президент Пауль Даргель. Высокий, худой, он шел, не глядя по сторонам, полный собственного величия. Следом за ним появился второй заместитель Коха, глава «Пакетаукциона» — Кнут. Он с трудом нес свой огромный живот. Шеи на его фигуре совсем не было: между головой и туловищем все заплыло жиром. Пыхтя и сопя, Кнут взобрался на трибуну. Потом поднялись главный судья на Украине доктор Функ, командующий особыми, то есть карательными, войсками генерал фон-Ильген и еще несколько высокопоставленных персон.
Несмотря на оцепление и строжайшую охрану, нескольким нашим боевикам, в том числе Гнедюку и Шевчуку, удалось пробраться на площадь. Каждый из них имел при себе по паре пистолетов и по две-три противотанковые гранаты.
С речью выступал Даргель. Он говорил о «заслугах Гитлера», о «непобедимой немецкой армии», о том, что «немецкие власти обязаны здесь, в тылу, организовать все, в чем нуждается армия».
На площади украинского города Даргель нагло заявил:
— Пусть побежденные мрут с голода. Германскую нацию это нисколько не беспокоит. У Германии свои великие идеи и цели. И мы их добьемся любой ценой. Прочь жалость! Жалость — это позор для сильных! Я призываю к беспощадности!
Наши партизаны молча слушали бредовую речь правительственного президента. Хотелось в один миг покончить с фашистской гадиной, но приказ был приказом, и они дали возможность гитлеровцам до конца довести свой парад.
Уходя с площади, Кузнецов громко на немецком языке говорил своей девушке:
— У вас очаровательные маленькие ножки. Немецкий офицер умеет ценить красоту. Разрешите, я вас провожу домой.
Девушка восхищенными глазами смотрела на бравого офицера немецкой армии.
Но когда они выбрались из толпы, Валя тихо сказала Кузнецову:
— Напрасно командир запретил. До чего ж тошно было все это видеть и слышать!
— Ты, Валя, неправа. Нельзя рисковать всей работой. Не горюй! Живыми отсюда они не уйдут. Не они здесь хозяева! — И, мельком посмотрев на другую сторону улицы, Николай Иванович сказал: — Обрати внимание на человека в потертом пиджаке и кепке, который идет по левой стороне. Это один из настоящих хозяев города.
Мы уже давно догадывались, что в Ровно есть своя подпольная организация. Нетрудно было понять, что пожары на предприятиях, убийства немецких офицеров — дело рук подпольщиков. Но найти организацию мы долго не могли. Наконец, по тоненькой ниточке сведений и намеков, наша разведка дошла до директора войлочной фабрики большевика Терентия Федоровича Новака. Он и оказался руководителем подпольной организации в Ровно.
Вскоре после парада Новак побывал в нашем лагере, и мы установили с ним полный контакт в работе.
Эта организация провела в Ровно очень большую работу, но я расскажу, да и то вкратце, лишь о том, что сделано нашим отрядом совместно с подпольщиками Новака.
Мы начали с того, что регулярно снабжали городскую подпольную организацию сводками Совинформбюро. Там их размножали и распространяли среди населения. Время от времени мы пересылали Терентию Федоровичу Новаку «Правду», «Красную звезду» и другие газеты, которые нам сбрасывались с самолетов.
Кузнецов, Шевчук, Гнедюк и Николай Струтинский, так же как и другие наши разведчики, не могли в городе вести агитацию или распространять листовки. Зато организация Новака, пользуясь передаваемым нами материалом, широко развернула политическую работу среди населения.
Диверсионные ячейки организации Новака вместе с нами совершили два крупных подрывных акта.
В Ровно на полную мощность работал завод чурок, владельцем которого был приехавший из Германии немец Тангольц. Чурки из дерева шли для газогенераторных автомашин немецкой армии. Завод этот был единственным на всей оккупированной Украине. По совместно разработанному плану, завод чурок был сожжен дотла.
Второй диверсией был взрыв на перроне ровенского вокзала. Гитлеровцы разгрузили там несколько вагонов двухведерных бутылей с азотной кислотой. Подпольщики Новака заложили среди бутылей полученные из отряда две мины замедленного действия. После первого взрыва кислота из разбитых бутылей потекла по деревянному настилу перрона, и он загорелся. Загорелись также плетеные корзины, в которых стояли бутыли. Немцы бросились тушить пожар, но в это время взорвалась вторая мина и одна за другой начали рваться бутыли. Брызги кислоты и летевшие во все стороны осколки не давали возможности приблизиться к месту пожара. Спустя несколько минут пламя охватило весь перрон. Ликвидировать огонь уже нельзя было, И в течение нескольких часов немецкие полицейские и вызванные воинские части были безучастными зрителями пожара.
Наш отряд получал от организации Новака большую помощь. Особенно благодарны мы были за медикаменты, перевязочные материалы и хирургические инструменты. Во всех медицинских и санитарных учреждениях Ровно работали русские врачи — военнопленные или не успевшие эвакуироваться. Люди из подпольной организации связывались с ними, доставляли нам медикаменты и медицинское оборудование по спискам Цессарского.
Узнав о нашем партизанском отряде, врачи просили и их взять в лагерь. В то время мы остро нуждались в медицинском персонале. Схватки с немцами и бандитами-предателями участились; количество раненых увеличилось. Подпольщики стали договариваться с врачами и фельдшерами и посылать их к нам. Приезжали они обычно в лес не с пустыми руками, а с ценнейшим грузом: вывозили из больниц и госпиталей целые подводы с медицинским оборудованием.
Скоро в нашем лагере собралось тринадцать врачей по различным специальностям и до двадцати фельдшеров. Прибыл к нам и зубной врач, притащив с собой целый зубоврачебный кабинет, вплоть до бормашины, которая приводилась в движение ногами.
Так во главе с нашим молодым партизанским врачом Цессарским образовался у нас солидный госпиталь. В нем были хирургическое и терапевтическое отделения и зубоврачебный кабинет.
НА ПРИЕМЕ У КОХА
Майским утром обер-ефрейтор Шмидт зашел к Вале и торжественно сообщил: в четыре часа дня ее вызывает рейхскомиссар Украины Эрих Кох.