Это было в Коканде
Шрифт:
В кабинете председателя беш-арыкского исполкома были открыты окна. На стене, расписанной трафаретом, висела Конституция. На шкафу виднелся детский школьный глобус. Зачем он здесь, никто не знал. Иногда лишь кто-нибудь снимал его со шкафа и крутил пальцем.
Юсуп стоял у окна и смотрел на площадь. Артыкматов сидел за письменным столом. На Абите был белый короткий халат, белые холщовые шаровары, заправленные в мягкие сапоги. На голове была надета черная сатиновая тюбетейка, вышитая белой ниткой. Абит постукивал пальцем по столу, как бы придумывая: "Что
– Ты жадный! Много будешь знать, скоро состаришься. Так русские говорят.
Юсуп засмеялся:
– Да ведь Беш-Арык - словно моя родина! Я должен все знать.
– Все?
– проговорил Абит и оглянулся, как будто кто-нибудь мог караулить у него за плечами. Потом достал ключ, отпер этим ключом один из ящиков письменного стола, пошарил в нем, вынул оттуда небольшую тетрадку в коленкоровом переплете и, таинственно помахав ею, передал Юсупу.
Юсуп начал просматривать. Он увидел газетные вырезки, наклеенные на листы.
Это была коллекция преступников и преступлений: баи, убившие своих батраков, басмачи, воры-кооператоры, взяточники, бюрократы; здесь же были отмечены потомки Худояр-хана, пробравшиеся обманным путем в Совет. Ненависть и злобу должны были вызвать эти строчки. Дела, запечатленные так неприхотливо и коротко, выглядели обнаженнее, чем в жизни. Это была война, более страшная, чем на фронте, и более опасная, чем бои с басмачами.
Юсуп посмотрел на старика, на его занозистые, колючие глазки и подумал: "Зачем это ему?" Все заметки были помечены подписью: "М а х м у т о в".
– Кто это?
– спросил Юсуп.
Абит, наклонившись к Юсупу, испуганно прошептал:
– Я. Начал селькор Махмутов. Его сразу зарезали. Тогда я стал писать. А подпись мертвого. В кишлаках забеспокоились: "Опять Махмутов жив! Жив Голос Бедных!"
Старик улыбнулся, точно торжествуя, и затем вытащил из-за пазухи платок, свернутый конвертом; среди всяких документов в этом платке он отыскал потертый листок бумаги. Мелким, почти микроскопическим почерком на этом листке было написано: "О несоветских делах в советском кишлаке".
Один из жителей Гальчи, Баймуратов, убил свою жену. Милиция арестовала нескольких подозреваемых в убийстве. Хамдам за взятку освободил их, он же объявил себя посредником между родственниками убийцы и убитой. Он воскресил старый обычай - денежное возмещение в пользу родственников убитого человека. Все остались довольны: и убийца, и семья жертвы, и начальник милиции.
– Я послал эту заметку. Не напечатали, - сказал Абит.
Юсуп молча взял ее и спрятал в свою кожаную полевую сумку.
– Товарищ комиссар!
– вдруг закричали с улицы. Выглянув в окно, Юсуп увидел конного милиционера, гарцевавшего почти у самых окон.
– Я за вами. Все гости собрались. Вас ждут. Вы идете?
– Сейчас!
–
Милиционер поскакал, взрывая облака пыли.
Наступило молчание. Юсуп задумчиво глядел на пустынную площадь.
– Идем, сынок!
– сказал Абит, подходя к нему.
38
Сапар стоял за стеной, окружавшей площадь, неподалеку от большой чайханы. Шесть лет назад на этом самом месте, в центре беш-арыкского базара, Юсуп оскорбил его. "Бог видит все", - думал Сапар. Солнце на желтом небе стало лиловым, и желтые дома, сделанные из той же желтоватой земли, как и дорога, также стали лиловыми. Сапар проломал в стене маленькую бойницу и внимательно осмотрел затвор винтовки.
Юсуп и Абит вышли из дверей исполкома на площадь. Зарывшись в горячую пыль, отсыпались на площадях уставшие за день собаки.
– А кто же пишет тебе?
– спросил Юсуп Абита.
Абит засмеялся:
– Сын. Никому не доверяю. А то, знаешь...
Абит не успел договорить, как по площади раскатились два винтовочных выстрела подряд, один за другим. Старик упал. Юсуп выхватил маузер, но никого не увидел, кроме собак. Собаки, вскочив, завыли. Это все, что Юсуп запомнил. Он даже не слыхал третьего выстрела, которым его сразу сбило. Он только ощутил удар. Сапар попал Юсупу в голову, так, как целил.
На площадь выскочили купцы, отдыхавшие в чайхане, зарыскали собаки, поднялся крик, прибежали вместе с Хамдамом его гости и конные милиционеры, среди них был и Сапар. Они оцепили место убийства, отгоняя любопытных, быстро сбежавшихся отовсюду.
Из больницы пришли люди с носилками. Абит лежал на земле, раскрыв рот, в котором чернели огрызки зубов. Когда Абита укладывали на носилки, розовое пятно появилось у него на спине, окрасив белый холщовый халат. На Юсупе даже не было видно крови. Обоих понесли в больницу. Конные милиционеры окружили носилки, впереди ехал угрюмый и мрачный Хамдам.
В больнице раздели и Юсупа и Абита. Хамдам составил протокол и забрал себе полевую сумку Юсупа. Абита снесли прямо в мертвецкую. Юсуп был еще жив. После составления протокола Хамдам приказал врачу отправить раненого в Коканд.
– Лучше в Ташкент, - предложил врач.
– Довезем - вдруг выживет, не довезем - все равно. Только в Ташкенте можно оперировать.
– Далеко. Вынесет ли?
– пробормотал Хамдам.
– А в Коканде этой операции не сделать, - сказал врач.
Хамдам согласился на отправку раненого в Ташкент.
В Коканд послали телеграмму с просьбой выслать отдельный вагон. Врач поддерживал сердце раненого впрыскиваниями камфоры.
Сапар быстро разогнал толпу. Кто-то из детей сообщил, что в минуту убийства на площади находился табиб. Хамдам немедленно арестовал табиба.
Саид-Ахмет, мусульманин, на допросе показал, что он эмигрант из Индии, живет постоянно в Ташкенте, в Старом городе, в Беш-Арык приехал ненадолго, на лето, работает в Ташкенте четвертый год, выслан из Индии за революционные взгляды, не кончил медицинского факультета Делийского университета.