Это было в Коканде
Шрифт:
– В этой каше сейчас трудно разобраться, и сейчас не надо мутить воду, - говорил он.
– Пусть все отстоится!
Дело было бы отобрано от Гасанова и передано другому следователю, если бы все остальные не отказывались от него под самыми благовидными предлогами. Начальник угрозыска скрепя сердце согласился ждать. Среди следователей дело окрестили провальным и посмеивались над беднягой Гасановым (сколько уже было таких выстрелов!). Гасанов терпеливо выносил все насмешки.
Этот человек, казавшийся маленьким, у всех посетителей вызывал
Начальство считало его способным работником, но никто про него не говорил: «Дайте Гасанову, он сделает!» Говорили иначе: «А не попробовать ли Гасанова? Может быть, он чего-нибудь добьется?» Часто случалось, что невыгодные в служебном смысле дела попадали именно к нему. Он их разрабатывал иногда удачно, иногда наоборот, но даже в случае удачи успех, достигнутый Гасановым, скрадывался обстоятельствами. И всегда бывало так, что случалось какое-нибудь другое громкое дело, которое вел его приятель. Почему-то все говорили об этом деле и забывали Гасанова.
Надо сказать, что Гасанов сам не любил выжимать из своего следствия эффекты. Он интересовался только сутью своей работы и смотрел на нее как партиец, выполняющий свой долг, как честный человек, желающий найти истину. Связанные с этим служебные выгоды мало увлекали его. Это был человек решительный и в то же время робкий, малообразованный, но много знавший понаслышке, старый наборщик мусульманских газет, издававшихся еще до революции в Казани и Баку. Молодость он провел на Кавказе, дружил со студентами. Начитавшись Горького, он много бродил по России, перепробовал ряд профессий, был пекарем, гуртовщиком скота, официантом. Только в двадцать четвертом году, после смерти Ленина, Гасанов вступил в партию.
В этом же году у Гасанова родилась дочка. Гасанов оказался заботливым отцом. Двухмесячному ребенку он заготавливал подарки впрок: детские книги, азбуки, куклы. В нем вдруг появилась непривычная хозяйственность. Он никогда не покупал один коробок спичек, а непременно пачек десять сразу. Даже лекарство, не говоря уже о продуктах, он приобретал в увеличенных размерах. Эта страсть к приобретению, это старание запастись вдруг проснулось в бродяге. Как будто Гасанов хотел возместить все за те годы, когда не знал, будет ли сыт, будет ли у него угол, где бы он мог приклонить голову.
Гасанов был упорным, скромным и трудолюбивым человеком. Но после женитьбы сразу изменился его характер. Жена сыграла в этом немалую роль: она привила Гасанову тщеславие. Он стал ревниво следить за успехами товарищей и ждал случая проявить себя. Поэтому с такой жадностью он схватился за беш-арыкское дело и крепко держал его, не отдавая никому.
41
Двадцать первого июля делопроизводитель Майборода доложил Гасанову, что какой-то милиционер из района с утра ждет его в коридоре.
– По какому делу?
– спросил Гасанов.
– Не знаю. Он плохо говорит по-русски. Что-то о базаре толковал.
– А ну его! Мне некогда, - сказал Гасанов.
– Да вы примите хоть для виду, минут на пять! А то неудобно! Сидит парень три часа, - уговаривал его делопроизводитель, толстый, тщательно выбритый старик, бывший чиновник ферганского суда. По своему костюму (краги и старая с круглыми фалдами визитка) Майборода, если бы не его толщина, был больше похож на жокея, чем на чиновника. Ему не хватало только стека.
Гасанов согласился:
– Ну, черт с ним! Давай!
Майборода ушел в коридор и привел оттуда Алимата. Стараясь не стучать тяжелыми сапогами, Алимат на цыпочках подошел к письменному столу Гасанова и вонзился в следователя маленькими глазками.
– Садись!
– сказал Гасанов.
Алимат сел.
– Какое у тебя дело?
Алимат смутился.
– Не мое дело, - вздохнул он.
– Общее дело.
– Снимите фуражку! Здесь не мечеть!
– брезгливо сказал делопроизводитель, оглядывая посетителя сквозь пенсне на широком черном шнуре.
Алимат, сдернув фуражку с головы, положил ее себе за спину на стул.
– Ну, рассказывай! Кто ты такой?
– спросил его Гасанов и взял перо.
– Я из Беш-Арыка. На базаре мой пост.
– Ну и что же?
– Гасанов, задавая вопросы, даже не смотрел на Алимата. Он быстро подмахивал бумаги, подготовленные ему на подпись.
– Как тебя зовут?
– Алимат Алимов.
– Давно в милиции?
– Давно. Потом басмачил три года. Теперь в милиции месяц.
– Только месяц? А до этого - басмач? Где же ты басмачил?
– У Иргаша.
Гасанов бросил перо:
– Ну-ка, расскажи все по порядку!
И Алимат подробно рассказал ему всю свою жизнь. Когда он кончил рассказывать, Гасанов, внимательно вглядываясь в его глаза, спросил:
– Значит, тебя простили за услуги?
– Да, - ответил Алимат.
– Теперь я стою на базаре. Базар - мой пост в Беш-Арыке. Слышу, люди говорят. Говорят раз. Говорят два. Говорят три. Я пришел тебе сказать.
– Что же говорят люди?
– Много.
– Что именно?
– Хамдам убил, - сказал Алимат и закрыл глаза. Открыв их, он увидал улыбку следователя.
– Все эти слухи, о которых ты говоришь, нам известны. Но ведь ты бывший басмач?
– сказал, точно не доверяя ему, Гасанов.
– А Сапар? А Хамдам?
– горячо перебил его Алимат.
– Я-то знаю, что Хамдам боролся против советской власти. Сидел!
– В восемнадцатом году? Мало ли что было в восемнадцатом году! А потом?
– Не знаю.
– Вот видишь! Ты сейчас служишь у Хамдама?