Это было в Ленинграде. У нас уже утро
Шрифт:
Ира, ты знаешь, мне как-то страшно выговаривать это, но я иногда завидую вам, вашей любви, такой мужественной и такой неповторимой. И я знаю: хоть вы и далеко друг ат друга, но всё-таки вместе. Ирина, почему вы далеко друг от друга, но вместе и почему мы вместе, но…»
Теперь мне всё стало ясно. Лида, конечно, узнала (от Каргина, или Андрюшин рассказал ей, с него станется) о моём нежелании принимать участие в деле с закалкой. Честное слово, когда я отмахнулся тогда от Андрюшина,
Тогда мне казалось ненужным обсуждать этот вопрос. Вряд ли Андрюшин, человек чрезмерно горячий, увлекающийся, мог бы правильно наметить пути помощи лаборатории. Он попросту предложил бы ударить «в набат», во все колокола и публично заклеймить Абросимова.
А я был убеждён раньше и убеждён теперь, что не может Абросимов, советский инженер, быть рутинёром из «принципиальных», так сказать, соображений. Просто обе стороны горячатся, поскольку искренне убеждены в полезности своих точек зрения. И вместо того чтобы по-деловому, спокойно обсудить этот вопрос, раздувают конфликт, конфликт наносный, неорганический…
В какой-то мере я понимал Лиду, её переживания. Действительно, обидно, когда занимаешься каким-нибудь делом и тебя постигают неудачи. Тогда каждый хоть немного сомневающийся кажется рутинёром, чуть ли не врагом. Неужели эта история может повлиять на наши отношения?
Тем не менее всё это было так. После нашего разговора на эту тему я почувствовал, что отношение ко мне Лиды изменилось. Я знал, чего Лида ждёт от меня, знал, что она хочет признания моей неправоты, но я не чувствовал себя неправым.
Я был в мартеновском цехе и разговаривал с начальником смены. Слева от нас сновала похожая на танк завалочная машина. Хоботом она захватывала мульдкоробку с шихтой и, точно идя на таран, устремлялась в разверстое жерло печи. Хобот исчезал в печи и через минуту возвращался, чтобы опять проделать ту же операцию.
И вдруг раздался негромкий скрежет, и башня, а вместе с ней и. хобот остановились в каком-нибудь метре от печи, так и не донеся до неё коробку с шихтой.
Начальник смены, не дослушав меня, бросился к машине.
Произошла очень неприятная вещь: раздробило подшипник, на котором вращается башня, и завалочная машина, таким образом, вышла из строя. Однако самым неприятным было то, что надо было ждать не меньше месяца, пока подшипниковый завод изготовит новый.
Дома я спросил Лиду:
— Слышала, что произошло в мартеновском?
— Это с завалкой-то? — переспросила Лида. — Ну ещё бы!
— Говорят, что теперь мартен выйдет из строя на месяц.
— Очевидно, — неопределённо ответила Лида и, помолчав, добавила — Ты представляешь себе, как устроен подшипник, на котором вращается башня завалочной машины? Это кольцо диаметром в полметра, а в нём шарикоподшипники. Главное — в кольце. Его надо закалить; обычная закалка займёт массу времени.
И, словно решившись, она заговорила со мной так горячо и заинтересованно, как давно уже не говорила:
— Ах, если бы нам доверили закалить кольцо! Ведь это значило бы, что машину завтра же можно будет пустить в ход. Ты подумай, какая разница: недели или минуты! — Она замолчала.
— Но ведь с «лесенкой» вы возились очень долго, — возразил я.
— У нас не было тогда опыта в конструировании индукторов. А теперь есть, — ответила Лида.
И тут я неожиданно для самого себя сказал:
— А что, если поддержать это дело в газете? Дать статью?
— Статью? — воскликнула Лида. — Такая статья есть.
— Уже написана?
— Да. Давно. Мы пытались напечатать её, но не удалось.
— Кто автор? — спросил я.
— Ирина.
Я усмехнулся: эта женщина даже издалека влияет на ход событий…
У меня в голове уже созрел план. Я был уверен, что уломаю нашего редактора и мы тиснем эту статейку.
В тот вечер я чувствовал себя так хорошо, как уже давно не чувствовал. Мне показалось, что настали старые, кажущиеся теперь уже далёкими времена. Невидимая, но ощутимая стена, выросшая между мной и Лидой, точно разрушилась.
На другой день в обеденный перерыв Лида пришла в редакцию и положила мне на стол статью.
Это была очень резко и ясно написанная статья, подписанная Ириной Вахрушевой и инженером Вяльцевым. В ней говорилось о применении на заводе высокочастотной закалки вообще и о том, что из-за боязни некоторого риска администрация завода готова пойти на месячный простой мартена. От имени лаборатории авторы утверждали, что если закалка кольца будет поручена им, то авария может быть ликвидирована на ходу.
— Последняя часть написана Вяльцевым, — разъяснила Лида, — но я знаю, Ирина согласилась бы с каждым словом.
Лида ушла. Я ещё раз перечитал статью. Да, очень резкая статья. Если что-нибудь здесь не соответствует действительности, авторам статьи будет худо. В этом случае, помогая написать такую статью, я оказал бы медвежью услугу Лиде.
Я твёрдо хотел помочь ей, но помочь серьёзно, по-настоящему. Я вспомнил слова Каргина: «Следовало бы разобраться и решить в зависимости от обстоятельств дела».
И. я решил пойти к главному металлургу Абросимову, самому крупному на заводе специалисту.
Я знал из разговоров с Лидой, что Абросимов не слишком благосклонен к опытам лаборатории. Но я не боялся услышать самые резкие возражения против статьи до напечатания, чтобы быть во всеоружии.
Заводоуправление только что переехало в новый, недавно отстроенный корпус. До этого оно находилось в здании бывшей заводской поликлиники. Старое помещение заводоуправления было разрушено снарядами.