Это было...
Шрифт:
Взяв из сжатых рук ребенка красный головной убор, женщина надела его на голову дочери, спрятав при этом взъерошенные темно-каштановые локоны. Внезапно проснувшийся материнский инстинкт принудил женщину ласково потрепать Агату по нежной щеке, но вышло это как-то скомкано и неуверенно, заставив удивиться и мать, и дочь. Подобной жест показался очень странным – одна уже отвыкла от подобных ласк, а другая никогда к ним и не привыкала. Попытавшись замять родившееся смущение, женщина заговорила.
– У бабушки не задерживайся. – взмахнув перед носом Агаты указательным пальцем, мать внимательно посмотрела в темно-карие глаза дочери.
– Да, матушка.
– Не бойся.
– Не разговаривать? – удивилась подобному указу Агата.
– Ну, если ты встретишь дровосеков или других охотников. Иди мимо. В глаза им не смотри.
– М… Хорошо.
Ребенок накинул на свои плечи плащ, спрятавшись в тени капюшона. Взвалив потяжелевшую корзину, девочка вышла из дома, напоследок едва оглянувшись махнувшей рукой матери. Где-то внутри заскрипела нахлынувшая тоска, и почему-то так захотелось остаться дома, не смотря на вредину Вильгельма и строгого отца, но ей предстояла длинная дорога, а там кто знает, может ей все-таки повезет вернуться домой живой?
– Ой… Простите. – запутавшись в своих мыслях, Агата в последний момент заметила выросшего словно из-под земли высокого старика. То был старый Вольф.
Вместо каких-либо слов, мужчина прищурился, окидывая взглядом молодую девицу, широко распахнувшую темные глаза. Не дождавшись от старика каких-либо слов, ни, уж тем более, приветствия, Агата тихо пошла дальше. Чего тянуть удовольствие от подобного общения с этим человеком, что всегда ходил по деревне мрачнее тучи, да еще и в этой волчьей шубе. Вглядываясь в непоколебимую линию встающего на ее пути леса, девушка просто не заметила, как в серых глазах старика ожили призраки прошлого.
Она должна пройти здесь…
Другой дороги к опушке леса нет. Точнее есть, но это там, за его спиной, дороги расходятся, огибая мертвый овраг, а значит он просто должен ее встретить. Это неизбежно. Но почему ее так долго нет. Эх! Может нужно было дождаться ребенка у дома того охотника, что постоянно чертыхается себе под нос? Ведь не мог же он ее пропустить?
Так размышлял уже улегшийся на землю со своего недовольства волк. Впервые он столкнулся с одной проблемой. Выбранная жертва – не охотник, не лань и не какая-нибудь коза, которых он с таким удовольствием таскал из деревни. Это человеческая самка – отпрыск одного вчерашнего «знакомого». О ее существовании он и не узнал бы, если не сунулся бы вчера вечером в логово врага. Кто знал, что у этих монстров, погубивших не одну волчью душу есть семьи и уж тем более детеныши. Редко покидая свои владения, предпочитая встречать врага на своей территории, волк просто не подозревал об этом, а оставшись один от некогда великой стаи, великий хищник еще просто не столкнулся с такой проблемой как продолжение рода. Да и сейчас размножение себе подобных и уж тем более двуногих его мало волновало. В голове пылал лишь огонь мести – уж теперь этот охотник, а за ним и другие, ответят за каждого волчонка, загубленного столь хладнокровно за последние годы, и теперь, кажется, он знал как ранить врага в самое сердце.
Широко раскрыв пасть, едва заскулив от наскучившего ожидания, волк зевнул, и в этот момент вдалеке раздался шорох. Уши хищника мгновенно взмыли вверх, пытаясь уловить звук скрежещущего металла или же запах мертвого дыма, но ничего подобного не было. Вместо столь неприятных обонянию и слуху вещей, хозяин леса услышал запах человеческой пищи, и главное… какой-то нежный аромат, который был столь непривычным ему. Стоило подготовиться, и скрывшись в тени кустарника, волк стал вспоминать тот древний дар, который его потомки некогда переняли у людей.
На тропе появилась юная дева, сверкая в противовес окружающей ее зелени красным головным убором, да слегка зарумянившимися щеками. Угадывавшаяся из-под плаща девичья грудь устало вздымалась, тая в своих недрах человеческое сердце. Биение слышалось ему очень отчетливо, и он едва облизнулся. Капюшон старого плаща спал. Непослушные длинные локоны выбились на свободу, и теперь крупные волны задорно качались в такт девичьих шагов.
Да… Это был не охотник, смердящий кровью, и не лань чье сердце бьется столь суетливо. Это что-то иное, что излучает какой-то странный свет, а главное странный запах, дразня какие-то непонятные волку-одиночке мысли и чувства. Что ж… Это будет его самая интересная жертва, самая интересная охота, но пока… никто не мешал ему поиграть.
– Ах… – вздрогнув, Агата замерла на месте.
Идя по лесу, не встретив ни души, девочка даже начала думать, что вернется домой целой и невредимой. Сейчас девушка поняла, насколько беспечны были ее желания – на дорогу тенью выскользнул волк и теперь уселся в считанных шагах от нее.
Прямо на нее смотрели желтые глаза хищника, излучавшие спокойствие и уверенность. Прямо на него смотрели глаза жертвы, словно ожидавшей такого поворота событий. Волк не двигался. Агата тоже. Кричать в такой ситуации было бессмысленно. Лес большой – никто не услышит. Бежать – бесполезно. Уж девочка слышала, что волки быстрее охотничьих пуль, а соревноваться ни с одними, ни с другими в скорости ей не казалось глупым. Ничего более не оставалось, как смотреть в эти обжигающие холодом глаза. Волк ждал. Его всегда забавлял клокочущий страх жертвы, и сейчас он чувствовал настоящую панику стоявшего перед ним человека.
Человеческая самка. Это от нее исходил этот нежный запах, который он прежде никогда не чувствовал. Это ее сердце, замирая от страха, билось столь чарующе взволновано, заставляя и его трепетать от предвкушения... Предвкушения? Чего?
Предприняв сейчас что-либо, жертва подписала бы себе смертный приговор, однако вместо каких-либо криков, слов или движений обладательница красного головного убора встала как истукан и лишь бесстрашно, насколько это было возможно, смотрела своему палачу в глаза. Такое поведение вызвало определенное уважение у хищника, а значит жертва могла еще какое-то время побыть живой и невредимой.
Молчание прервалось.
– Кха… Ч… Ч-что у тебя… – Агата едва не поперхнулась от удивления. Наверное, от страха ей померещилось, но в следующую секунду волк повторил свои слова, рассеивая какие-либо сомнения по этому поводу. С ней действительно заговорили. – Ч-то у-у тебя в к-корзинке? Тс... – разозлившись на свою косноязычность цыкнул волк. Да... давно он не пользовался «этим языком».
– А?!
– Я теб-бя с-спросил? Полагается отвеч-ч-ать, – прорычал зверь, разозлившись на заторможенность собеседницы.
Почувствовав недовольство волка, девочка вспылила в ответ от подступившего со всех сторон напряжения. Мало того, что ее напугали, пока, по-видимому, не собирались есть, так еще теперь и чем-то были недовольны! Что за волки пошли нынче. Взял – съел, что тянуть сомнительное удовольствие, мучая жертву.
– Матушка сказала мне ни с кем не разговаривать! – гордо вздернув нос к верху, девушка посмотрела сверху вниз на собеседника. Хищник явно не ожидал подобного сопротивления, и, воспользовавшись его замешательством, Агата уверенно перехватила корзину в руках, словно была хозяйкой положения. – И вообще, если ты не собираешься меня есть, мне нужно идти.