Это было...
Шрифт:
– Веревку?! – гостья осмотрелась. Действительно, из небольшого дверного окошка торчала посеревшая веревочка.
– Да-да-да. – бойко ответил голос. – Дерни за нее, дверь и откроется.
Девочка удивилась, но воспользовалась подобным указом. Войдя внутрь, невольно принялась за изучение бабушкиной обители. Сперва перед ней предстала небольшая комната, что совмещала в себе и чулан, и кухню, и все остальное. Окруженный несуразными стульями резной стол уверенно стоял на своих трех ногах. По бокам небольшого помещения расползлись деревянные шкафы и сундуки, на и под которыми стояли различные
– Ну где ты!? – раздался ржавый голос, да как-то нетерпеливо.
Агата обратила внимание – в домике бабушки есть еще одна комната. Поставив корзинку на стол, положив цветы и скинув с себя темный плащ, девушка тихо вошла в опочивальню. По сравнению с другой комнатой, здесь было достаточно темно, но Агата сумела разглядеть свою родственницу, почивавшую на несуразно большой для такой спальни кровати.
– Здравствуй, бабушка. – сказал ребенок, потревожив покой пожилой женщины. – Матушка передала тебе пирогов и медовуху.
– Кха... – перебили Агату, потребовав в следующую секунду. – Сядь к-ко мне на кровать, и…и дай мне на тебя посмотреть.
– Хор-ро-шо. – девушка послушалась, однако насторожилась.
Ни приветствия, ни каких-либо вопросов. Не так она представляла себе встречу с родственницей, о которой столько слышала, а говорили о старухе много и не только в доме охотника. Поговаривали, что бабушка Агаты и Вильгельма – ведьма. Не померла в лесу лишь от того, что ей черти помогают, принося по ночам кровь юных дев. Говорили, что сердце у нее чернющее. Впрочем некоторые утверждали, что женщина и вовсе его лишена. Судачили, что она летает на метле, а Вильгельм, к примеру, любил еще и добавить, что на лице у старухи растут грибы и бородавки, а также самая настоящая борода, которая со временем непременно вырастит и у Агаты.
Девушка была готова увидеть все что угодно, однако разглядев в сумраке комнаты очертания «бабули», ничего такого не заметила. Женщина же лишь плотнее натянула на себя одеяло, прикрыв им нос, оставив для обозрения внучки лишь два пылавших в сумраке комнаты глаза.
– Ам…- ей показалось, или что-то действительно шевельнулось из-под бабушкиного чепца? Нет, она действительно видела длинное большое ухо. Может Вильгельм прав, и у женщины растут рога или ослиные уши? – Бабушка, твои уши…Они такие….такие… странные…
– О чем ты? – как-то съежившись, засмущалась женщина, пристыдив тем самым любопытную внучку. – Уши как уши. – приглядевшись, Агата поняла – ей померещилось, и бабушкина голова не наделена никакими лишними наростами. – Какая разница какие у меня уши! Мне же нужно тебя слышать.
– Угу… – согласилась Красная шапочка, неторопливо сев на край кровати. Настороженно посмотрев в желтые глаза, следившие за каждым ее движением, девушка вновь спросила. – Бабушка, а почему у тебя… такие странные глаза?
– Чтобы лучше видеть тебя. – промямлила старушка очередной ответ под стать первому. В этот момент, покрывало начало сползать с носа женщины. Попытавшись это предотвратить, та ухватилась за него руками, которые при ближайшем рассмотрении оказались… лапами.
– Твои руки?! – вскрикнула Агата.
Девушка собиралась вскочить с кровати, однако в эту же секунду тайное стало явным. Опрокинув Агату на спину, «внучку» накрыла большая тень, и здесь догадки девушки окончательно подтвердились. Это была вовсе не ее бабушка. Как же она была глупа, подвергнувшись влиянию деревенских пересудов!
– Так удобнее тебя схватить, «внучка». – сорвавшись, прорычал… человек, и было трепыхавшаяся в силках девица в мгновение стихла, посмотрев в глаза неизвестного.
Крепко сжимая тонкие запястья, над ней навис юноша. Не понимая чего от нее хотят, Агата боялась пошевелиться, издать какой-либо звук и теперь, лишь изучала своего захватчика, который занимался по-видимому тем же. Неизвестный внимательно смотрел на ее лицо, волосы, иногда спускаясь взглядом по шее вниз. На его лице читалось какое-то замешательство, словно он… чего-то не ожидал.
А он действительно не ожидал. Он обежал мертвый овраг по более короткому пути, лишь для того чтобы подкараулить эту человеческую самку, в твердой уверенности, что теперь, если уж решил не есть ее, то, по крайне мере, отыграется за пирожки и напугает ее до смерти! Хозяин леса жаждал увидеть панический ужас, который видел не раз в глазах людей перед силой волка. Он даже с горем пополам сумел принять свое второе обличье, однако эта столь странная девица просто плевать хотела на все его чаяния.
А что могла поделать Агата, просто не понимая где-то в силу наивности или неопытности, чего от нее хочет или может хотеть незнакомый мужчина, ведь сейчас перед собой она видела человека, а не волка. Пожалуй поэтому, такая близость вызвала у нее лишь удивление, смешанное с толикой любопытства и интереса. Напрасны были его старания. Странный тип, притворившийся бабушкой, нацепивший на себя женский чепец, да обрядившийся в ночное платье, вызывал у девицы скорее улыбку нежели страх.
Девушка посмотрела на лицо удержавшего ее молодого человека. Конечно же, прежде всего ее внимание привлекли глаза, которые словно чего-то искали и не находили. Над желтыми огоньками хмурились брови, закладывая ворчливую морщинку на переносице. Высокий лоб услужливо прикрывался непослушными прямыми прядями какого-то странного серого цвета, однако, незнакомец не был стариком и выглядел немногим старше Вильгельма. Девушка спустилась взглядом по прямому носу к губам юноши, которые как-то славно поджимались то ли с досады, то ли, наоборот, с какого-то довольства, принудив девушку вновь задаться вопросом: чего он от нее хочет?
Волк вновь разозлился. Разве этого он хотел? Он жаждал ужаса и страха! Она должна боятся его, ведь все трепещут перед ним. Хозяин леса уже понял, что его жертва имеет привычку впадать в немой столбняк, однако заглядывая в темные глаза Агаты, он видел лишь, что жертва опасается его, но не боится! От такого фиаско юноша едва оскалился по привычке второй натуры, и тут вновь послышался голос этой человеческой самки.
– Клыки? – да. Это были клыки, и, зарычав, волк клацнул зубами у самого лица Агаты, заставив ее зажмуриться.