Это моя школа [издание 1955 года]
Шрифт:
«А про двойку? — вспомнила Катя. — Про двойку лучше не говорить. Ведь со вчерашнего дня ее как будто и нету. Как будто!.. А на самом деле двоечка-то небось стоит на том самом месте, где ее поставили. Нет, надо все-таки сказать! Только начать не с двойки, а с пятерки. Это легче. И потом вот еще о чем надо посоветоваться с Людмилой Федоровной — гожусь я в председатели или не гожусь. С кем же еще поговорить, как не с ней! Только бы ее летчика дома не было, а то при нем и язык не повернется…»
— Ну, Катерина, не робей! —
Дверь открыла сама Людмила Федоровна.
— А, Катюша! — сказала она громко, как до болезни. — Ты одна? Раздевайся, раздевайся. Давай шубку, я повешу. Знаешь, кто у меня сейчас? Моя школьная учительница.
— Учительница? Ваша? — удивилась Катя. — Наверно, она очень старенькая?
— Нет, она совсем не старая, но, конечно, постарше меня. Ну, идем в комнату.
Людмила Федоровна открыла дверь, и Катя от неожиданности так и ахнула.
За столом, покрытым белой скатертью, сидела Анна Сергеевна. Чайные чашки были отодвинуты в сторону, а перед Анной Сергеевной лежала какая-то книга.
— Здравствуй, Катя, — сказала Анна Сергеевна первая. — Что, не ожидала меня здесь встретить?
— Нет… то есть да… — ответила невпопад Катя.
— Ну ничего, не смущайся, — с улыбкой сказала Людмила Федоровна. — Садись. Налить тебе чашечку чая?
— Нет, спасибо, — ответила Катя, чувствуя, что краснеет все больше.
— Тогда возьми яблоко и печенье.
Людмила Федоровна придвинула поближе маленькую вазочку с домашним печеньем и высокую синюю вазу с яблоками. Но Катя сидела не шевелясь.
Анна Сергеевна, чуть улыбнувшись, опустила глаза и сделала вид, что рассматривает в книге рисунки.
— Ну как дела, Катюша? — спросила Людмила Федоровна. — Я слышала, что вы усердно готовитесь к сбору дружины?
— Да, готовимся, — чуть слышно ответила Катя, не поднимая головы. — Вот, пожалуйста, Людмила Федоровна, вам пригласительный билет. Мы все очень просим вас прийти к нам на сбор.
— Спасибо, Катюша. — Людмила Федоровна разогнула билет и стала читать вслух четко и медленно, точно книгу: — «Дорогая Людмила Федоровна! Приглашаем вас на сбор дружины. Сбор состоится 25 декабря 1950 года в 19.00 в актовом зале школы». В девятнадцать ноль-ноль, — переглянувшись с Анной Сергеевной, повторила с легкой улыбкой Людмила Федоровна. — Какая точность — совсем как на железной дороге. И нарисовано очень хорошо, и ни одной ошибки. Вы посмотрите, Анна Сергеевна.
Анна Сергеевна посмотрела и кивнула головой:
— Это твоя работа, Катя?
— Да, моя, — все так же тихо ответила Катя. — А вам, Анна Сергеевна, я не принесла билета. Я ведь не знала, что встречу вас здесь…
— Ну, я бы, пожалуй, могла прийти к вам на сбор и без билета, — улыбнулась Анна Сергеевна. — Авось меня как-нибудь пропустили бы, по знакомству.
— Конечно, пропустили
Учительницы еле заметно переглянулись. Катя поймала их взгляд и поняла: обе они чувствуют, как она смущена, и даже догадываются, что у нее есть какое-то дело, о котором она не решается заговорить.
— Ну а как дела у Клавы Киселевой и Тони Зайцевой? — спросила Людмила Федоровна, стараясь вызвать Катю на разговор. — Я слышала, что вы их подтянули и даже к приему в пионеры подготовили?
Катя кивнула головой:
— Да, подготовили.
Она все еще не могла решиться сказать Людмиле Федоровне то, о чем собиралась сказать ей, когда шла сюда.
Вообще говорить сейчас было очень трудно. Выкладывать при Анне Сергеевне все школьные новости было ни к чему. Анна Сергеевна и так все это хорошо знала. Да и Людмила Федоровна, видно, обо многом уже слышала от Анны Сергеевны.
А посоветоваться с обеими учительницами о самом важном, о том, что Катю так волновало, было еще труднее. Надо было рассказать про историю с двойкой так, чтобы Анна Сергеевна не подумала, что Катя на нее жалуется.
И все-таки, как это ни трудно было, Катя сделала над собой усилие и наконец решилась.
— Людмила Федоровна, — начала она и почувствовала, как сильно бьется у нее сердце, — наверно, Анна Сергеевна рассказала вам про то, что со мной случилось?
Людмила Федоровна как-то нерешительно покачала головой.
— Нет? — спросила Катя. — Ну так я сама расскажу. Хорошо, Анна Сергеевна? — И, переведя дыхание, Катя продолжала: — Один раз… это было в прошлую субботу… я забыла выучить урок. По «Неживой природе», то есть по естествознанию. Про дела других девочек я помнила, а про свои как-то совсем забыла. Анна Сергеевна меня вызвала, а я даже не знала, что задано. Ну, и тут…
Катя горько усмехнулась.
— Я понимаю, — прервала ее Людмила Федоровна. — А дальше?
— Анна Сергеевна позволила мне ответить еще раз за всю четверть и поставила мне пятерку… А в тот раз двойку…
— Ну, что было, то прошло, — сказала Анна Сергеевна. — После этой неприятной истории Катя все прекрасно выучила и вполне заслужила свою пятерку.
— Значит, все теперь в порядке? — спросила Людмила Федоровна. — Что же ты, Катюша, волнуешься?
— Потому что… не все в порядке, — ответила Катя, перебирая бахрому скатерти. — Помните, Людмила Федоровна, вы говорили мне, что на уроках я часто задумываюсь и обо всем забываю… Это правда. Отчего я получила двойку? Оттого, что думала о наших пионерских делах и не слышала, что объясняет Анна Сергеевна. А потом, когда я за собственные дела взялась, про пионерские забыла… Вот я теперь все думаю, что не надо было меня выбирать председателем совета отряда. — Катя взглянула на Анну Сергеевну, которая очень внимательно ее слушала.