Это! Моя! Земля!

Громов Борис Николаевич

— А про «подвиги»-то их откуда узнали? Свидетели?

— Да сам, гаденыш, «раскололся». Сначала под дурака косить пытался, но когда наш Абрек, — майор кивнул на рыжего контрактника, — свой трофейный «ухорез» достал — лопнул до самой жопы и запел, как канарейка.

— Так вы ему что, на самом деле, что ли яйца отчекрыжили? — изумленно тянет Тимур.

— Не, брезгливый я, об такое дерьмище мараться, — скривился названный Абреком «контрас». — Так, попугал немного, пару раз по брюху ширкнул, только кожу и рассек, чтоб кровь пошла… А он тут же и обоссался и обхезался. Герой, сука. Только против баб да безоружных воевать горазды были, твари.

С обсуждения повешенного бандита и поймавших его «партизан», которые, как я понял со слов майора, подались в то самое «Пламя»

из которого мы только что приехали (интересные, все же, ребятишки, надо бы попробовать найти их, да пообщаться), перешли к вопросам практическим и более приземленным. Я взял у майора частоты, на которых можно будет установить связь со штабом дивизии в Наре и клятвенно пообещал передать его своему командованию. Хотя, думается мне, наши отцы-командиры давно уже и без нас состыковались. Впрочем, это нам не так уж важно. Наше дело маленькое — наладить контакты на своем уровне, а дальше: «Пусть лошадь думает, у нее голова большая». Мы же свое дело сделали честно.

В общем, проболтали мы с кантемировцами не меньше часа. Потом из железной утробы БМП высунулась чумазая физиономия мехвода, который позвал майора и протянул ему подключенный к ТПУ [7] шлемофон.

— Простите парни, — с ходу взял быка за рога тот, вернув «говорящую шапку» и подойдя к нам, — но нам пора. Труба зовет, и все такое. Не обессудьте…

— Да ладно, чего уж там, — понимающе хмыкнул я. — Сами погоны носим, все понимаем. Удачи!

7

ТПУ — танковое переговорное устройство.

Тепло распрощавшись с нами, гвардейцы забрались под броню и «бэха» [8] , рыкнув движком и плюнув солярным выхлопом, зашлепала траками по асфальту в сторону Кольцевой, быстро набирая скорость.

— Все, орлы, гвардия отчалила, пора и нам честь знать. Пока до «Пламени» доберемся, пока все их бумажки оформим, глядишь — и «играющий тренер» Пантелеев со своего выезда вернется.

Пантелеева нам все-таки пришлось подождать, пусть и совсем недолго. Руливший на КПП старлей как раз успел вписать наши данные в толстый прошитый журнал с пронумерованными страницами и вручить нам по временному пропуску — явно в типографии отпечатанному небольшому листочку плохонькой сероватой бумаги. Приглядевшись к мелкому, почти неразличимому тексту в правом нижнем углу, я выяснил, что отпечатаны эти «мандаты» типографией Министерства обороны Союза Советских Социалистических Республик еще в семьдесят девятом году тиражом аж в один миллион экземпляров. Да уж, крепка была Совецка власть! А я ведь говорил, что в армейских закромах, если хорошенько поискать, еще и не такое найти можно. Один мой старый друг служивший еще при Союзе в Закавказье, в теплой беседе под пивко поведал о штабелях хранящихся на тамошних складах казачьих шашек и кавалерийских седел. И, знаете, несмотря на некоторую степень алкогольного опьянения как рассказчика, так и слушателя, я ему почему-то безоговорочно поверил. Во-первых, друг — из тех людей, что в склонности к пустопорожнему трепу не замечены, а во-вторых… А во-вторых, наглядное подтверждение я сейчас в руках держу: расходный, копеечный бланк, что почти тридцать лет назад отпечатан был и вполне себе в обращении до сих пор.

8

«Бэха» (армейск. сленг) — БМП, боевая машина пехоты.

Едва выйдя из «караулки» мы услышали пока еще совсем тихое, но уже вполне отчетливое завывание доброй пары десятков двигателей. Звук, знакомый до боли по кавказским командировкам — идет большая колонна.

— Вот и Пантелеев возвращается, — мотнул головой в направлении ворот спецназовский «прапор». — Вы УАЗ свой чуть к забору подвиньте, а как колонна пройдет — в хвост пристраивайтесь. Они на склады пойдут сейчас, там плац здоровенный, как встанут — грузовики, думаю, под

разгрузку пойдут, а наши все на «броне» останутся. Вот возле «бэтров» Пантелеева и ловите. Здоровенный такой мужик, тебя, конечно, пониже, но в плечах как бы не шире. И бритый наголо, как Котовский. В крайнем случае, у любого с «брони» спросите — покажут.

Поблагодарив прапорщика за совет, мы рассаживаемся в машину, а когда длинная вереница из полутора десятков зеленых армейских тентованных «Уралов» и «Камазов», сопровождаемых пятью бронетранспортерами-«восьмидесятками», неспешно закатывает через ворота и уходит куда-то вглубь территории учебного центра — едем следом.

Сразу поговорить с подполковником, которого я и без чьих-то подсказок моментально узнал по описанию, нам не удалось. Он, похоже, на головном БТР ехал, и к тому моменту, как мы вслед за замыкающим бронетранспортером на плац перед складами выкатили и из припаркованного УАЗа вылезли, его уже перехватил какой-то парень, с которым Пантелеев сейчас оживленно и, по лицам видно, вполне дружески беседовал. Не мешать же людям — не вежливо это… Собеседник подполковника, кстати, меня тоже заинтересовал. На вид — ничего в данных обстоятельствах и в этом месте необычного: высокий, худощавый, но крепкий, широкоплечий, с короткой стрижкой, одет в новенькую «горку». Среди бойцов в «Пламени» сейчас таких — двенадцать на дюжину. Зато вот автомат его… Насколько мне отсюда видно — изначально это был обычный АКМ, но вот сейчас… Как-то сразу сами собой вспомнились «народные мстители», про которых кантемировский майор рассказывал — столько на тот автомат было понакручено и понавешано. Нет, не подумайте плохого, это я в хорошем смысле. Так сказать, в приступе белой зависти. Сам уже давно на такой «обвес» для автомата слюни пускаю, да только уж очень дорого — не по карману было. Короче, что-то мне подсказывает, что это один из тех самых «партизан», не исключено даже, что их старший.

— Стой, руки вверх, стрелять буду! — раздается вдруг у меня за спиной. — Борисяныч, глазам своим не верю, ты ли это?

— Оба-на, — оборачиваюсь я на голос. — Митяй! А твоя светлость тут какими судьбами?

После крепкого рукопожатия мы обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

— Аккуратнее, ведмедь, помнешь меня, маленького, — делано кряхтит Димка, прозванный за «субтильное и хрупкое» телосложение Бульдозером. — Закабанел-то как. Толстеешь брат, толстеешь.

— Хорош меня кошмарить, — широко ухмыляюсь я в ответ. — Типун тебе на язык, «толстею». И так скоро турник подо мной гнуться будет.

— А я о чем? — легонько тычет меня могучим кулачищем в плечо тот.

С командиром взвода подольского ОМОН лейтенантом Димой Марковым мы знакомы еще с тех времен, когда я был сержантом, а он — прапорщиком. В общем, очень много лет знакомы. Отличный парень, правильный. И надежный, как скала. И такой же крепкий. В ОМОНе вообще дохликов как-то не водится, народ весь физически развитый и тренированный, поэтому, чтобы заработать прозвище Бульдозер — нужно очень постараться выделиться на общем фоне. Диме это удалось.

— Нет, Митрий, я серьезно, тебя каким ветром сюда занесло?

— Попутным, Боря, попутным, — смурнеет лицом старый товарищ. — И не меня одного. Нас тут почти полный взвод, да плюс семьи.

— Это как так?

— Да вот так, — совсем помрачнел Дмитрий. — Мы же к Москве поближе, чем вы. Ну, и киданули нас туда немного раньше, когда еще почти ничего толком не понятно было… В общем были «двухсотые»… Много… Считай, почти целый взвод потеряли исключительно по начальственной дурости: вызвали, как на массовые беспорядки. С одними спецсредствами, без оружия.

— Я знаю кого?

Дима кивает.

— Подопригора, Буянов, Снежик…

— Твою-то мать!

— Вот-вот, — продолжает он. — Что в Отряде делалось — лучше и не представлять: бабы воют, дети плачут, бойцы ходят злые, как черти… А тут еще Шрама занесло, как старый «Жигуль» по гололеду…

— Серьезно занесло?

— Ай, не спрашивай, — Бульдозер только отмахивается. — Почти до взаимного мордобоя. Их с тезкой моим, Димкой Моисеевым еле растащили, а то б, думаю, они друг другу кадыки повыдирали.