Это моя земля!
Шрифт:
– Нужно будет тебе попробовать там наших бывших парней отыскать, коли живы еще. Из них и друзей отца твоего может вполне приличный отряд самообороны получиться… Короче, вот тебе еще одна задача: на обратном пути из Ашукино заедете в Осинники, все равно мимо проезжать будете и туда, и назад. Но, Боря, я тебя предупреждаю на полном серьезе: сначала – в Ашукино. Потому что там крупная воинская часть и лагерь беженцев. Это сейчас важнее, чем родственники, даже если эти родственники еще и для дела полезны. Понял?
– Так точно.
– Хорошо. В деревне своей поосмотрись. Поговори с народом, обрисуй им перспективы взаимопомощи,
– Думаю – без проблем, там как минимум трое – строевые офицеры в отставке. Мой – мотострелок, и двое – то ли ракетчики, то ли как раз вообще связисты. В общем – справятся, не бином Ньютона.
– Тем лучше, – удовлетворенно кивает командир. – Радиус у «сто пятьдесят девятой» не шибко впечатляющий, так и до Осинников от нас по прямой – десяти километров не будет. Добьет точно. В общем, Грошев, задача тебе, надеюсь, ясна? Пока что – отдыхайте, а с утра – начинайте действовать.
Интермедия вторая. Евгения Воробьева
Второе занятие на складе прошло… ну, не сказать чтоб скучно и бесполезно… Нет, Женька уже прекрасно поняла, что в обращении с оружием скучное не просто можно – нужно перетерпеть, а бесполезного так и вовсе быть не может. Любая информация о смертоносном, но при этом спасающем жизни «железе» – необходима… Однако как ни крути, добрых пять часов повторять одно и то же движение – занятие тоскливое и монотонное, будь оно хоть трижды полезным. Дядя Коля, едва она успела ему рассказать, как красиво удалось ей вчера вечером рисануться перед соседками по палатке, отреагировал совсем не так, как она ожидала. Нет, ругаться не стал, только насупил брови и тихонечко, как бы про себя, пробормотал:
– С мерами безопасности – совсем беда. Будем исправлять…
А потом озорно подмигнул ей и сказал, скорее утверждая, чем спрашивая:
– Ну что, Эухения, будем тебе моторику ставить?
Женька, честно говоря, смысл вопроса-утверждения скорее угадала по контексту, чем поняла. Слово «моторика» ей было вполне знакомо… Но вот моторику чего ей собирался ставить Грушин и каким именно образом? Несмотря на некоторые сомнения, она с готовностью кивнула – не стоит отказываться от обучения, особенно если учитель сам предлагает, да еще и денег взамен не просит. Неученье теперь не просто тьма, скорее – тьма вечная.
– Раз согласна, тогда смотри внимательно. – Старший прапорщик аккуратно снял с ее шеи «Кедр» и небрежным, но отточенным движением накинул ремень-петлю себе на правое плечо, а потом быстро и сноровисто его вскинул, прицелившись.
– Понятно?
– Ага, – неуверенно кивнула Женька.
– И что именно понятно?
– Ну, – на секунду смешалась девушка, вспоминая предыдущий урок и пытаясь яснее и короче сформулировать свою мысль. – Оружие – на уровне глаз, приклад плотно уперт в плечо, левой рукой держаться возле этой… как ее?… шахты магазина, а не возле ствола… Что еще? А! Мушку с колечком прицела совместить сразу…
– Все? – интересуется Грушин.
– Вроде да, – согласно мотает челкой Женька.
– Угу. – Старший прапорщик выглядит явно недовольным, хотя она вроде ничего важного из его вчерашних объяснений не упустила. – То-то и оно…
– Дядь Коль,
– Да не ты забыла, красавица, а я – пенек трухлявый, из ума выживающий… Упустил чуть ли не самое важное… Вот гляди, что я делать сейчас буду. Внимательно гляди.
Грушин опустил пистолет-пулемет, который свободно повис на ремне, а потом снова, но на этот раз неторопливо, явно демонстрируя, прицелился из него в ближайший стеллаж.
– Что-нибудь заметила?
Женька разочаровано замотала головой.
– Нет, дядь Коль.
– Ладно, попробуем еще разок.
Пожилой кладовщик снова принял изготовку для стрельбы стоя.
– Ну?
Женька собралась было снова ответить отрицательно, но тут словно маленькая лампочка слабо забрезжила у нее в мозгу.
– Дядь Коль, а еще разок можно?
Старший прапорщик с готовностью повторил и с надеждой уставился на Женьку.
– Палец? – несмело предположила после секундной заминки она.
– Ай, ты ж моя умница!!! – аж просиял Грушин. – Точно, палец!
Смущенная похвалой девушка почувствовала, как потеплели ее, похоже, покрасневшие щеки. Явно очень довольный Грушин продолжил объяснения:
– Понимаешь ли, Эухения, оружие – штука чрезвычайно серьезная. Вот, скажем, молоток. Он ведь придуман был, чтоб им гвозди забивать. Или топор – дрова рубить. Сугубо мирные инструменты. Но убить ими можно совершенно запросто. Про кухонный нож, который, если милицейской статистике верить, – самое смертоносное изобретение в истории человечества, я вообще молчу. А со всеми этими, – старший прапорщик широким жестом обвел громады стеллажей вокруг, – пистолетами-автоматами все еще серьезнее. Их изначально изобрели с одной-единственной целью – наносить живым человекам повреждения, несовместимые с жизнью. И обращения они к себе требуют самого серьезного. Понимаешь?
Женька согласно мотнула челкой, вспомнив, насколько быстро омоновцы, спасшие ее, разделались с толпой оживших мертвецов, от которых она пряталась за железной дверью офиса. Оружие – это серьезно. Это возможность забрать чью-то жизнь… Ну или спасти свою, чего еще месяц назад она не понимала, а стреляющего железа откровенно боялась. Мол, раз из этой штуки можно человека убить – значит, она плохая. А тут дядя Коля очень хороший пример привел – кухонный нож. Вот уж действительно, сколько с его помощью в разных семейных конфликтах да пьяных разборках народу в гроб загнали? И что теперь, хлеб руками ломать, а колбасу прямо зубами от целой палки откусывать? Ножиком ведь тоже человека убить можно… И что, значит, он тоже «плохой»?
– Так вот, – продолжал меж тем Грушин, – при обращении с оружием самое главное – техника безопасности. Ничего сложного там нет, все предельно просто: не направляй оружие на человека, ну, если, конечно, ты не собираешься этого человека пристрелить как собаку. Не досылай без необходимости патрон в патронник…
Под выразительным взглядом пожилого спецназовца Женька снова покраснела, причем на этот раз куда гуще.
– Во-о-от… – удовлетворенно протянул тот. – Поняла, да? Как один мой боец говаривать любил: «Понты – дело святое, если они обоснованные». А вот у тебя, Эухения, уж прости, пока вышло только в стиле: «Беспонтово понтовалась беспонтовыми понтами».