Это моя земля!
Шрифт:
Я подхожу к ступеням и присаживаюсь перед девушкой на корточки.
– Ты как сама?
Ох, блин, сколько ж эмоций порой можно буквально за пару мгновений в женских глазах увидеть! Сначала недоумение, затем – узнавание, после – что-то похожее на неприязнь и даже злость, а потом… Потом в них появилась такая искренняя детская беспомощность… Губы скривились и задрожали, по щекам вниз двумя ручьями потекла вода.
– «Пятнистый», гад ты такой! – повиснув у меня на шее и захлебываясь слезами, громко зашептала она. – Ты зачем меня бросил?! Забери меня отсюда, бога ради, забери!..
И зарыдала уже в голос.
А я сижу, чувствуя, как мокнет насквозь брезент «горки» на плече, и ощущаю себя полным идиотом. А ее шепот перешел уже в какое-то малосвязное, но наполненное горечью и страхом пережитого обрывочное бормотание.
– Было так страшно… А пуля – прямо между нами… А снаружи стреляют… Стены ходуном ходят… А отстреливаться все равно нужно… Все как рвануло, я чуть с лестницы не сорвалась…
И вдруг.
– Я же их убила… Сама убила, своими руками… И Аню, и Лизу, и этого мальчика… Вячика…
После этого разобрать что-либо стало совсем невозможно. Просто громкое прерывистое горячее дыхание мне в шею. Хотя, а что там разбирать? И так все понял, не дурак все-таки. На складе, по словам Раченкова, в момент нападения были Грушин с несколькими разведчиками и девушки, которых Николай Николаевич стрельбе учить начал. И выжить удалось далеко не всем. А что по нынешним временам с убитыми происходит? Именно… И кто-то вставших мертвецов должен снова уложить… Ох и досталось же тебе, девочка.
– Я не совсем понял, – после негромкого покашливания раздалось у меня за спиной, – так вы знакомы, что ли?
– Ага, – не выпуская рыдающую девушку из объятий и полуобернувшись к нему, отвечаю я, – старые приятели, почти что друзья детства.
А потом легонько провожу ладонью по волосам девушки.
– Тебя хоть как зовут, блондинка?
– Женька, – хлюпает носом та.
– А меня – Борис. Вот и познакомились…
Так, и что теперь? Да ничего! Мне фраза: «Мы в ответе за тех, кого приручили» – в душу накрепко запала еще лет в пять, когда мне мама «Маленького принца» вслух читала. Легонько прижимаю пальцем кнопку висящей на ухе радиогарнитуры:
– Хохол – Алтаю-11. Хохол, Хохол – Алтаю-11… Прием!
Да уж, пора бы как-то вопрос с позывными утрясти. Раньше в Отряде рации только у комсостава были, тем и штатных позывных хватало. Теперь – «короткая» связь почти у всех, а вот над вопросом позывных мы пока как-то не подумали…
«Сам ты хохол, – обиженно сопит в эфире Солоха. – Хотя нет, какой ты, в баню, хохол – кацап ты… На приеме, блин!»
– Высказался? – ехидно интересуюсь я.
«Угу, – все еще недовольным голосом бурчит Андрей. – Что там у тебя?»
– Вы с машиной закончили?
«А что?»
Не, блин, он действительно не хохол. Он самый настоящий еврей! Иначе с чего бы ему вопросом на вопрос отвечать?
– Значит, слушай боевую задачу, «хохол, который не хохол». Выясни там, на КПП, где тут медрота, и чтоб через две минуты уже был здесь. Мы отсюда с компанией поедем, человека нужно до нашего «Хантера» проводить… Как принял?
«Так, может, я лучше Тимура пришлю? Он молодой, вот пусть и побегает… А что за человек?»
– Та самая барышня, из-за которой тебя в офисном центре чуть не съели.
«А-а-а! Нет, тогда я лучше сам. Сейчас буду, отбой связи!»
– Отбой.
Девушка, начавшая понемногу успокаиваться, наконец перестает мочить мою «горку» и поднимает на меня взгляд.
– Нормально все, Женя. Уезжаешь с нами.
Пока я сижу и, в ожидании Солохи, успокаиваю тихо плачущую блондинку, Раченков со смущенной физиономией мнется неподалеку. Он, судя по роже свекольного цвета, смущен и не знает, что делать. Как я его понимаю! Сам при виде плачущей женщины, как тот слон из мультфильма про Колобков, теряю волю и впадаю в ступор. Разве что, в отличие от Лехи, не краснею.
– Нет, прапорщик Грошев, ты все-таки чудовище! – Солоха еще и к крыльцу не подошел, а уже поддевает. – Всего несколько минут с девушкой общаешься, а уже до слез довел! Все, забираю я ее у тебя. Не достоин ты…
Все-таки молодец Андрюха: недаром у него в семье три девки растут, да жена в нагрузку прилагается. Сейчас он нашу блондинку заговорит-зашутит, отвлекая от всего пережитого. Прямо стихийный психолог.
– Идемте-идемте, девушка, а то этот гоблин вас еще чему плохому научит.
– Постой! – Уже почти пошедшая с ним Женя вдруг останавливается и смотрит на меня. – А девочки наши как же?
– Не переживай, Женя, думаю, еще пара-тройка дней – и не только девочки твои, но и вся остальная база вслед за тобой переедет.
– Вообще-то меня все Женькой зовут…
Надо же, кажется, это ее первая в мой адрес улыбка за все время нашего знакомства. Даже не улыбка, а слабый на нее намек. Но и это уже немало, а то сначала она была перепугана до круглых глаз, потом рыдала… Уже прогресс!
– Ну, значит, Женька, – широко улыбнулся я в ответ.
– Так, стоп, а вот с момента «вся база переедет» давай подробнее, – плотно берет меня в оборот Раченков, едва Солоха, бережно, будто древнюю китайскую вазу, придерживающий девушку, отошел от нас метров на двадцать.
Вздохнув, растираю напряженную шею. Разговор мне сейчас предстоит нелегкий, а кротостью нрава Леша Раченков, несмотря на его добродушный и даже простоватый вид, не отличался даже во времена своего лейтенантства. Боюсь, по мере вырастания в полковники характер у него вряд ли улучшился.