Это настигнет каждого
Шрифт:
Матье откашлялся.
– Но тут нет ничего плохого, - сказал он.
– Ничего плохого?!
– взвился инструктор по плаванию.
– Что это значит?
– Он заставил себя говорить потише.-Что вы имеете в виду?
Матье промолчал. За него ответил Гари:
– Кто же из здесь присутствующих никогда не мочился в воду?
У инструктора будто разом отшибло все мысли. Он начал хватать ртом воздух, а поскольку в воздухе недостатка не было, одноразовым заполнением рта дело не обошлось.
Матье выступил инициатором
– Моча...
– сказал он.
– Моча здорового человека - один из самых стерильных продуктов, производимых нашим организмом. А Сёрен, по всей видимости, совершенно здоров. К тому же он еще мальчик, едва достигший пубертатного возраста, что придает особую прелесть чистейшему веществу, о котором мы ведем речь.
Инструктор судорожно сглотнул очередную порцию вездесущего воздуха, и Матье понял, что говорил плохо, что должен сменить регистр, раз уж не предпочел говорению мудрость молчания. Однако молчать ему не хотелось. Он был преисполнен блаженства, после недавнего поцелуя человека и ангела. И он знал, что это демоническое двойное существо, этот Гари, есть не что иное, как плоть: благодатная и крепкая, неприступная и расточающая себя; такому чудищу следовало бы родиться каменным колоссом, под которого ложатся, чтобы быть раздавленным, уничтоженным всем холодом и всей тяжестью материи... Но Гари-то тепл и полон внутренностей, он порой произносит вульгарные или бранные слова...
– Однако в воде, как мы знаем, находятся и отходы организмов взрослых людей, что отнюдь не делает ее аппетитнее, - продолжал Матье.
– Старые задницы прыгают в воду, даже если больны сифилисом или триппером. Разве такое не отвратительней, чем крошечная доза детского пипи? Каждый бы с радостью облизал свои мокрые руки, если бы к этой влаге примешивались лишь выделения Сёренова мочевого пузыря.
Инструктор закрыл рот и покачал головой. Он принял Матье за сумасшедшего. Дескать, типичный случай. С таким лучше не спорить...
– Браво, - сказал Гари; правда, так тихо, что услышал его один Матье. Разговор наконец закончился, и последнее слово осталось за инструктором.
– Мочиться в воду запрещено. Это-то, сударь, вы должны понимать, и спорить тут не о чем. Я прежде был о вас лучшего мнения; но человеку свойственно ошибаться.
Сёрен - под водой - прыснул, но ничего худого с ним не случилось. Ибо инструктор уже нашел себе нового собеседника, с которым пустился в долгий и громкий разговор, основанный на полном единодушии. Гари на пару секунд исчез в кабинке и вернулся с несколькими монетками по 5 эре. Число было нечетным. Он распределил монетки по поверхности <...> [65]
65
Обрыв
– Гари... поцеловал ли ты меня, прежде чем спрыгнул в воду?
– Ты что, сомневаешься?
– Это было настолько странно... Было странным... словно обломок прошлого...
– А тебе непременно нужно знать это... так определенно?
– Я не понимаю, как мы друг к другу относимся. Я очень малодушен. Мне кажется, будто я нуждаюсь в надежных ориентирах... в гарантиях... в возобновлении прежних обещаний...
Гари повязал себе вокруг шеи шнурок с кожаным мешочком, в котором хранился высохший палец Матье, и сунул ладанку под нос другу.
– А это для тебя ничто?
– Одно дело клятвы, Гари... Клятвы, что мы долгодолго будем друзьями. Но ведь помимо клятв существует еще наша жизнь... Повседневное бытие... нашего духа, как мы говорим, и наших тел... о которых мы вынуждены заботиться, которые предъявляют нам какие-то требования. В конце концов, у тебя есть девушка, твоя невеста... И время от времени появляется очередная подружка с улицы... если верить моему отцу...
– Была бы у тебя дырка, Матье, мы с тобой давно бы стали единой плотью.
– Бог мой, да разве я о том?
– У наших тел тоже есть свои предвзятые мнения. Уже миллионы лет действует это правило дырки, в которую кое-что втыкают. Сколько именно лет, ты наверняка знаешь лучше, чем я. А что касается греков, то и они это правило во всех случаях... при любых обстоятельствах... признавали.
– Что ты хочешь сказать?
– Подумай сам. Всё достаточно просто. И ты это знаешь гораздо лучше, чем я.
Матье совсем отчаялся. Спрятал лицо в ладони. И, не подумав, из упрямства сказал, подавив в себе желание заплакать:
– Мне когда-то проделали дырку в животе.
– Может, это было необходимо, - ответил Гари.
– Необходимо? Необходимо для чего? Для кого?
– Для меня, Матье. Я тогда словно проснулся. Я стал другим. Почувствовал, что приставлен к тебе. А та дыра... как бы отвратительно ни выглядела... превратила тебя... в возвышенное существо... в некий образ, к которому потянулась моя душа... в нечто исключительное. Она была поводом для моей любви.
– Не понимаю, Гари, - я этого не понимаю.
– В тот день я стал твоим другом. Я поменял образ мыслей. Бросил Тиге на произвол судьбы. Решился умереть с тобой, если ты умрешь.
– Ты, Гари, целовал меня сегодня? Вот что я хочу знать.
– Нет.
– Ты лжешь, Гари, лжешь... Чтобы доказать... что есть другой... что есть этот ангел, о котором мы... по своему неразумию... так часто говорили.
– Нет.
– Гари... Ты хочешь меня обмануть... столкнуть в меж-думирье. Ты знаешь, что я запутался, и хочешь запутать меня еще больше.