Это настигнет каждого
Шрифт:
Матье молчал очень долго. Потом сказал:
– Нам могла бы прийти в голову вздорная мысль, что мы одни на свете... полностью отрезаны от других... а всего того, что кажется существующим, вообще нет.
– Что же, - вырвалось у Гари, - это ведь почти правда - наша правда!
– Ты говоришь то же, что и я; но, облекаясь в твои слова, это становится непонятным.
– Я говорю не затем, чтобы это было понято. Я говорю безотносительно ко времени. Говорю приблизительно вот о чем: когда-нибудь все люди, которые сейчас гуляют по Ратушной площади, умрут. Но мы с тобой...
– Не мы, Гари,- а те двое...
– Это стоило бы разузнать поточнее - возьмут ли они нас с собой, возьмут ли... в себя.
– Ты в самом деле веришь, что они здесь присутствуют?
Их беседа, заводящая в дебри, неожиданно была прервана. Кто-то к ним приблизился. Гари, без единого слова, отстраняюще махнул рукой.
– Ты производишь на людей потрясающее впечатление,-сказал Матье.
– Я тоже, наверное, один из таких несчастливцев: не лишенных способности видеть и засмотревшихся на тебя.
– Тебе не пристало сравнивать себя с другими, - сказал Гари.
– Твои ощущения не такая дешевка, как у них. По большому счету, мы оба... каким-то образом... делаем ставкой в игре наши жизни.
Матье остановился. Но не осмелился попросить Гари объяснить ему - или хоть повторить - последнюю фразу. Помолчав, он сказал:
– Мы с тобой живем как во сне.
Поскольку он двинулся дальше, а оборачиваться считал неприличным, Гари на несколько шагов приотстал. Они теперь разговаривали, сохраняя пространственную дистанцию, но не принимая во внимание прохожих, снующих между ними и вокруг. Чужим могло показаться, что эти двое ссорятся, поскольку диалог их был довольно бессвязным. Что, скажем, подумал бы посторонний, услышав, как один человек кричит другому, словно забыв, где находится: «Происходящее между нами сегодня так же опасно, как то, что было в первый день!»
В результате какая-то девица подцепила Гари под руку и сказала:
– Пойдем, дорогуша, брось его! Ты слишком хорош, чтобы цапаться с таким типом. Чего вам делить-то? Вы ведь даже не выпимши.
Она тянула его за рукав; но он высвободился, догнал Матье; взял его руку, сжал.
– Такова жизнь. Так она с нами обращается. Мы вроде свободны, как птицы... Но сами топорщим перья, торопясь вкусить свою меру вины!
– Дело в твоем лице, Гари. Любой, увидев нас двоих, предпочтет тебя.
– На мне вызывающий платок, других причин нет.
– Ты ведь не станешь отрицать, что твой рост, телосложение, глаза, губы... представляют исключение... что они лучше, чем у большинства. Или ты принимаешь меня за сумасшедшего, одержимого навязчивой идеей... за дворового кобеля, бегущего по твоему пахучему следу?
– Это я бегу по твоему следу, Матье. Ладно. Не будем говорить в таком тоне. Все дело в платке. Меня восхищает, что благодаря какому-то лоскуту я кажусь более красивым, более притягательным, более доступным. Стой-ка! Сейчас его получишь ты, и мы кое-что узнаем.
Он сдернул с шеи платок и начал прикидывать, как лучше повязать его Матье. Тот секунду противился, неумело; но потом смирился.
Привлекательность обоих друзей настолько бросалась в глаза, была настолько очевидна для всех, что малейшая вызывающая деталь их одежды, любой двусмысленно-дерзкий жест воспринимались
Праздные или непраздные прохожие на Ратушной площади и вливающихся в нее улицах родились не вчера и уже успели набраться жизненного опыта, кое-чему научились да и себя изучили, а потому вряд ли кому-нибудь из них (во всяком случае, без крайней нужды) пришла бы в голову мысль заговорить с Матье, будь он один, или всерьез начать к нему «клеиться»: ведь его костюм и пальто были наилучшего качества, сшиты по фигуре. И башмаки тоже -из очень дорогих. А привлекающий взгляды шейный платок, который из-за несоответствия скромной матросской одежде выставлял в двусмысленном свете и самого Гари, и его намерения, в случае Матье, став дополнением к его одежде, только подчеркивал достоинства своего нового обладателя. Впрочем, присутствие матроса могло и сбить с толку какого-нибудь наблюдателя, поскольку Гари держал молодого человека, столь очевидно не равного ему по статусу, под руку... и время от времени прижимал эту руку к своему боку.
Привлекательность этих двоих, ну как же... Люди останавливались - останавливались те, для кого привлекательность еще что-то значит, кто подрывает своими грезами туманные бастионы повседневности, нелюбимой работы, всяческих порядков и принудительных мер, нескончаемых роковых обстоятельств; те, кого еще посещают какие-то мысли, когда они чувствуют, что растроганы внешним обликом или сутью другого человека. Пусть даже мысли у них греховные...
Постоянное расхаживание Гари и Матье по площади просто не могло не привлечь внимания одного-двух из тех господ, что, казалось, праздно стояли на тротуаре, а на самом деле поджидали удобного случая.
Гари почти потерял надежду, что его затея увенчается успехом, когда с ними снова заговорил какой-то чужак. Встреча началась со всем известного ритуала. Чужак предложил им свои сигареты. Гари, никогда не куривший, взял одну; и соблазнил никогда не курившего Матье тоже взять. Оба вертели сигарету между пальцами, но не зажгли ее, когда им поднесли зажигалку.
– Вы что же, всегда вдвоем гуляете?
– спросил незнакомец.
Гари передернул плечами и после паузы снизошел
до встречного вопроса:
– А почему бы и нет?
– И затем продолжил: - Коли возникнет нужда, можно и разделиться.
– Но вы, судя по всему, разделяетесь неохотно. Предпочитаете всё делать вместе. Вы в самом деле оба очень милы. Однако не каждый Третий на такое пойдет.
– Мы можем и разделиться, - повторил Гари.
– Тогда Третьему придется выбирать, - сказал незнакомец.
В глазах Гари появился странный блеск. Он скривил рот, скорчил гримасу и повторил:
– Да уж, придется выбирать. От этого Третьему никуда не деться. Что же, прикажете нам самим себя расхваливать? Или рассказывать о различиях между нами? Каждый из нас так же хорош, как другой.