Это не измена
Шрифт:
Молча хлопаю глазами и смотрю на него — Олег на меня. Знаю, что больше он не собирается ничего скрывать, мне пора бы привыкнуть к такому выражению лица абсолютной ненависти и дикого раздражения. Взгляд полыхает, мышцы на щеках сжимаются, а пальцы на моем горле не давят, но я уверена — легко могут, стоит их хозяину хотя бы немного отпустить самоконтроль.
— Ты… — наконец выплевывает он, — Мелкая, капризная сучка.
Срабатывает какая-то странная, защитная реакция. Я упираю руки ему в грудь и пытаюсь оттолкнуть, наверно потому что какая-то часть меня до сих пор боится увидеть все, как есть. Но Олега мало что
— Для тебя все это игры, да? Сказки? Ну да, куда же Алиса без сказок, только послушай меня очень внимательно. Еще раз ты произнесешь имя Алены при своем папаше — ты пожалеешь. А если с ней что-то случится, я тебе такую «сладкую» жизнь устрою, мало не покажется.
— Он бы ничего не сделал…
— Мне насрать! Я не собираюсь рисковать! — орет, и я сжимаюсь и жмурюсь, — Ты, видимо, действительно слишком тупая, если не понимаешь, кто твой чертов папаша на самом деле! Слышала его?! Улыбайся — это все, что требуется!
— А если не буду, что тогда?! Ударишь меня?!
Откуда взялась такая смелость — без понятия. Я смотрю ему точно в глаза, а потом со всех сил пихаю в грудь, чтобы наконец освободиться. Хотя бы физически. Он в ответ усмехается. Потирает губы, пару раз кивает, а потом возвращает внимание на меня и жмет плечами.
— Если бы я хотел тебя ударить, я бы уже это сделал.
— Попробуй только, — жмусь, но все равно нос задираю, — И твоей шлюхе крышка.
— Не смей ее так называть!
— У тебя органическая непереносимость правды?!
— У меня органическая непереносимость тебя, твою мать! Твой папаша дал мне полный карт-блан, так что подумай ещё раз, стоит ли следовать моим советам! Отвечу сразу: хочешь развода?! Тогда да! Я о нем мечтаю с самого дня нашей росписи! Улыбайся и делай все, что тебе было сказано, чтобы мы наконец получили свободу друг от друга! Я этот день буду отмечать, как сранный праздник!
Вся моя храбрость схлопывается и тухнет, когда Олег разворачивается и уходит в сторону своего кабинета, дверь которого шлепает так, что если бы приложил хотя бы еще немного силы — снес бы стену. А я так и стою одна в коридоре, сжимаю себя руками и тону в океане своей боли.
* * *
Все теперь иначе. Для меня, конечно же. Единственное, наверно, что изменилось для него — больше не нужно ничего из себя изображать. Тот вечер стал последним, когда мы с Олегом разговаривали. Нам приходится делить одну жилую площадь, но я его почти не вижу — он вечно на работе. Наверное. Иногда я схожу с ума от этих беспокойных мыслей, а иногда так дико по нему скучаю, что готова на стену лезть. И так это вдруг странно и нелепо: мы иногда все же сталкиваемся в квартире, я могу его потрогать — вон же он, только руку протяни, — одновременно так далеко, что я и за всю жизнь не смогла бы достать. Странно…
Возможно, стоило бы отвлечься и сходить куда-то? Только я ни с кем не общаюсь. Ни с мамой, ни с Кристиной, ни тем более с Олей. Мне вдруг кажется, что все вокруг знали и обманывали меня, что все вокруг — предатели. Поэтому я дома. Усердно учусь, пишу уроки, читаю. Что угодно, лишь бы выстроить
И у меня, видимо, неплохо получается, раз вместо одной тарелки каши я варю две. Теперь застываю и по-глупому таращусь на это вторую порцию с чертовыми ягодами, которые тоже добавила по привычке. И что мне теперь с этим делать? Я даже не знаю, но потом беру ее и вываливаю все в помойку. Тарелка в мойке, моя глупость с глаз долой из сердца вон, но все равно на языке остается какой-то мерзкий привкус жалости к себе.
Я настолько жалкая, что сварила ему кашу, господи. Какая же ты жалкая, Алиса…
— Необязательно было выбрасывать продукты, раз уж ты их приготовила.
Я резко оборачиваюсь и вижу Олега. Он стоит с чашкой, смотрит на меня, а рядом мусорное ведро. Вот черт! Черт! Ладно. Проклинать свою глупость буду позже, сейчас бы пережить это случайное столкновение. Я, если честно, думала, что он давно уже ушел, а может только вернулся? Так, ладно, вот об этом думать совсем лишнее.
— Я добавила туда ягоды.
Отвечаю холодно и отстраненно, отворачиваюсь к окну, а у самой руки дрожат и сердце бьет в груди. Главное, чтобы не заметил. Не хочу, чтобы знал — пусть и все равно знает, а это унизительно, проявлять такую слабость перед тем, кто тебя растоптал.
Олег проходит глубже в комнату. Мы снесли стенку и балконную дверь, объединив все это дело с кухней, и стол у нас стоит прямо перед панорамными окнами. Я так хотела. Ему, вроде как, нравилось, но что-то подсказывает — плевать было. Олег согласился бы со мной жить даже в шалаше, но не потому что «с милой даже там рай», а потому что ему одинаково плохо рядом со мной и в роскоши, и в грязи. Тогда что ему надо? Присаживается на стул и смотрит, покручивая в руках чашку.
— Ты не выходишь из дома.
— Обязана?
— Нет, просто…
— Чего ты хочешь? — тихо спрашиваю, но головы не поворачиваю, — Оставим притворство.
— Думаешь, притворяюсь?
— Чего ты хочешь, Олег?
— Сегодня мы должны поехать на одно благотворительное мероприятие.
Усмехаюсь, как в подтверждение своего немого «да», но потом киваю.
— Хорошо. Что за мероприятие?
— Какой-то праздник и благотворительная ярмарка.
— Понятно.
— Ты должна…
— Я помню, что я должна улыбаться.
Встаю. Мне невыносимо находиться с ним рядом, и как я переживу этот день, тоже без понятия, но хотя бы сейчас…я хочу быть, как можно дальше от него.
— Ты не поела.
— Доем в комнате.
Вот и поговорили. Так наша тишина прерывается, чтобы снова установить свое право, как только я скрываюсь за поворотом. И я искренне не знаю, как мне заставить себя улыбаться, когда на душе такое творится, но я заставляю. И накраситься, и сделать укладку, и одеть платье. Мероприятие не вечернее, поэтому я выбираю легкое, светлое платье с открытыми плечами и выхожу на улицу. Олег меня уже ждет. Я замираю на секунду, когда вижу, как он улыбается, глядя в телефон, но быстро заставляю себя перестать смотреть — обожгусь. Я уже чувствую, как сердце сдавливает, догадываюсь ведь: он вряд ли смотрит веселые картинки, скорее ведет интересные переписки. Он не говорит мне ни слова о том, как я выгляжу или типо того, и раньше меня бы это здорово обидело, но теперь я даже благодарна. Так легче.