Это не любовь
Шрифт:
Она заняла столик чуть в стороне от входа. Заказала себе кофе, который, ожидаемо, оказался бурдой.
Жбанков явился минута в минуту. Пунктуальный. Заметив её, изобразил радость и засеменил к столу.
– Лариса Игоревна, приветствую! С возвращением. Как прошла командировка?
– Ничего, – кивнула она, постукивая ложечкой о край чашки.
Пока его ждала, Лариса несколько раз порывалась уйти. От одной лишь мысли о том, что она собиралась сделать, становилось тошно. Но стоило вспомнить лицо Анвареса, когда он прочитал ту смску, как злость и обида
Нет, твёрдо сказала она себе. Если уж он разбил её жизнь, то и она в долгу не останется.
– Признаться, я был очень удивлён вашему звонку, – ворковал Жбанков. – Вы что-нибудь себе заказали? Советую лагман. Или плов.
– Благодарю, но не хочется. Давайте лучше сразу к делу.
Он расплылся в улыбке, а её передёрнуло. Как же не нравился ей этот Жбанков!
– Вы говорите, говорите. А я, с вашего позволения, всё-таки сделаю заказ. Голоден, как волк, – хохотнул Толя.
К ним подошёл полусонный официант, принял заказ и уплыл куда-то в подсобку.
– Анатолий Борисович, у меня к вам очень щекотливое дело. Поэтому, надеюсь, что этот разговор останется строго между нами.
– Обижаете. Знали бы вы, сколько я секретов знаю… о наших с вами коллегах. Знаю, но молчу.
– Я рада, – сухо ответила она. – Думаю, этот секрет вы пока не знаете.
– Какой? – живо заинтересовался он.
Лариса прикрыла глаза. В уме стучала мысль – если она расскажет, то это будет точка невозврата. И дело даже не в том, что Анварес её не простит, если вдруг узнает. Хотя и это страшно было представить. Но главное – она сама себя больше не сможет уважать. Или сможет?
Она молчала минуту, другую. Жбанков терпеливо ждал, наблюдая за ней с лёгким прищуром. Нет, зря она всё это затеяла. Видимо, перебрала с вином.
Она уже обдумывала, как поделикатнее закрыть эту беседу и попрощаться, как Жбанков вдруг произнёс:
– Я, кажется, догадываюсь, о чём вы хотите сказать.
– Что? – растерялась она.
– Вы… подозреваете, что Александр Дмитриевич завёл интрижку?
Ей подурнело от его слов, брошенных так небрежно, будто это не крах её мира, а нечто совершенно обыденное. Внутри как будто всё сковало льдом, а вот лицо наоборот полыхнуло, будто от пощёчин.
– Что…? Откуда вы…? – она закашлялась.
– Ну… несложно было догадаться. Он теперь вечно переписывается смсками с кем-то. И вообще, в последнее время он стал… как бы это сказать, совсем другой. Так и светится весь как самовар начищенный, а то ведь всё букой ходил. Уж простите, ради бога. Ну и я… Случайно! Услышал вчера вечером кусочек его разговора по телефону.
– И что ж он говорил? – неживым голосом спросила Лариса.
– Что говорил? Ну… посетовал… мол, что ж не дождалась, а потом пригласил её на ужин.
Лариса оцепенела. Предательство – это одно. А вот такое бесстыдство – совсем другое. Он не просто изменял ей, он даже не старался скрыть эти отношения. Он позорил её. Показывал всем, насколько он её не уважает. Ставит её буквально в ноль.
– И вы знаете, кто она?
– Нет, – сознался Жбанков. –
– Это его студентка, – с вызовом заявила Лариса.
Как там говорят? Украсть у вора – не воровство. Так вот и предать предателя – не предательство.
– Некая Аксёнова Юлия. Второй курс, факультет английского языка. Двоечница и прогульщица, насколько я знаю. Если об этом станет известно в деканате, то у Александра, сами понимаете, будут большие проблемы. Может, его и не уволят, но вот в Сиэтл его точно не отправят. Да и с диссертацией... Ну что я вам объясняю, Вы же прекрасно знаете, Анатолий Борисович, как к таким вещам относится Волобуев.
– О да! – повеселел Жбанков. Он даже не сразу заметил, что ему принесли заказ. – Прогульщица и двоечница говорите? Что-то это непохоже на Александра Дмитриевича.
– Ну вот так…
– Послушайте, Лариса Игоревна, я вам искренне сочувствую. Я понимаю, как всё это неприятно. Я и сам в шоке. Не ожидал подобной непорядочности от него. Но вы ведь не просто так мне всё это рассказали? Вы хотите, чтобы деканат узнал о его похождениях, я правильно понимаю?
– Вы правильно понимаете.
– Хорошо. Допустим, в деканат поступит такой сигнал. Но доказательств у нас нет. Анварес может всё отрицать. И Волобуев ему, скорее всего поверит. У Анвареса же кристальная репутация.
– Я бы хотела сказать, что Анварес не станет ничего отрицать. Ещё недавно я считала его неспособным лгать, но теперь понимаю, что, оказывается, совсем его не знаю.
Жбанков, помолчав, вдруг просиял:
– А вы знаете, у меня мысль. Если, как вы говорите, эта студентка проблемная, то он, возможно, просил за неё кого-нибудь из преподавателей…
Толя Жбанков загорелся – он буквально фонтанировал идеями, как убедить декана, что Анварес не такой уж и достойный, как все привыкли считать.
Лариса слушала его вполуха. Её вдруг словно плитой придавила усталость. Ещё и голову буквально разламывало, но это, скорее всего, от вина. Шутка ли – почти целую бутылку прихлопнула в одиночку.
В конце концов она прервала его на полуслове.
– Извините, Анатолий Борисович. Уже поздно, а я не на машине. Мне пора.
– Да, да, конечно, – закивал Жбанков. – Ну так что, как вам мои задумки?
– Делайте, как сочтёте нужным, – отмахнулась она.
Сейчас хотелось одного – немедленно выбраться из этого прокуренного подвала на воздух.
– Отлично, значит, карт-бланш… – светился Жбанков. Потом спохватился – скроил сочувствие на лице: – Лариса Игоревна, да не расстраивайтесь вы так. Вы – женщина умная, видная. Он – дурак, что так с вами поступил. Ещё сто раз пожалеет.
Лариса кивнула ему и поспешила на выход.
101
Юлька ревновала. Может, у этого чувства имелось другое название, ведь умом она понимала, что надо Анваресу верить. Но на душе было тягостно. И ведь она правда ему доверяла. Доверяла полностью, безгранично, а всё равно терзалась.