Это неистовое сердце
Шрифт:
– Собачатина?!
Я в ужасе уставилась на Люкаса; тот издевательски покачал головой:
– Неужели не знали? Здесь это считается редким деликатесом. Правда, боюсь, ваш желудок к такому не привык.
Теперь Корд казался почти дружелюбным, но я по-прежнему не доверяла ему, хотя обнаружила, что он развязал мне руки.
Осторожно усадив меня, он достал помятую кружку с холодной водой. Я бы набросилась на нее, но Люк предупредил: нужно пить маленькими глотками, иначе с непривычки заболит живот. Потом вручил мне блюдо и ложку. Никогда не ела ничего вкуснее, хотя не осмеливалась спросить, что
Люкас Корд наблюдал за мной странным взглядом, прищуренными глазами и не отвернулся, даже когда я, неожиданно подняв голову, застала его врасплох, только сказал, хрипловато, насмешливо-издевательски:
– Не ждите, что вам и завтра будут так прислуживать! Жена моего брата приготовила ужин и дала мазь для вашей ноги. Но завтра принимайтесь за работу! В лагере достаточно дел! Маленькая Птичка покажет вам.
Я отставила блюдо.
– Что вы хотите сказать?! Не можете же вы держать меня здесь?
Корд сел, по-индейски скрестив ноги, приблизил ко мне лицо.
– Ты что, не поняла?! Я купил тебя, отдал прекрасную винтовку, стоившую гораздо больше любой женщины, а это означает, что я твой хозяин и могу делать с тобой все, что хочу, заруби это на носу.
Кровь прихлынула к моему лицу, как только смысл его слов стал ясен. Ослепляющая ярость лишила меня дара речи, а довольный взгляд Люкаса только усилил ненависть.
– Вот так-то лучше. Пока делай как сказано и подчиняйся, тогда мне не придется тебя бить, чтобы заставить покориться!
Вынести это было невозможно. Я швырнула блюдо прямо в голову Корда, но тот ловко уклонился, и остатки тушеного мяса разлетелись по земле.
Люкас выпрямился с таким видом, будто был готов убить меня, но вместо этого, как ни странно, расхохотался:
– Будь я проклят, если у нее не тот еще характер! Да к тому же посмела разбросать такую еду! Что ж, тем хуже: завтра можешь остаться голодной!
Тон его внезапно изменился, но я не успела встревожиться. Двигаясь с обманчивой небрежностью, он в один миг очутился возле меня; жесткие пальцы сомкнулись на запястьях, пригвоздив руки над головой, тяжелое тело придавило к земле, презрительный взгляд был словно пощечина.
– Только на этот раз тебе это сойдет с рук, и то потому, что сегодня тяжелый день, а ты была достаточно вынослива и смогла выжить. Но с завтрашнего дня мне плевать – устала ты, боишься или закатываешь истерики?! Попробуй швырнуть в меня чем-нибудь – шкуру с тебя спущу!
Я извивалась, пытаясь вырваться, в надежде, что он прочтет в моих глазах ненависть и отвращение, но Корд только издевательски скривил губы.
– Давай дергайся, это только заводит меня…
Намеренно непристойный смысл его слов заставил меня оцепенеть.
– С такой женщиной, как ты… трудно понять, о чем она думает, – мягко продолжал Корд.
Я почувствовала его дыхание. Неужели собирается поцеловать меня?
Отвернув голову, я процедила сквозь сжатые губы:
– Можете не гадать, я сама скажу. Думаю, как ненавижу, презираю вас, какое вы омерзительное животное! Очень рада, что отец не дожил и не увидел, во что вы превратились!
Мне показалось, что Корд затаил дыхание, но он грубо схватил меня за подбородок:
– Значит, вот как ты считаешь?
– Да-да, именно так. Зверь, животное, дикарь и убийца!
Я бы продолжила дальше, но Корд не позволил. Чуть приподнявшись, он обеими руками одним движением разорвал блузу и без того висевшего лохмотьями костюма.
Я кричала, отбивалась, но могла ли слабая, измученная женщина справиться с грубой силой?
Даже сейчас, вспоминая об этом, я заливаюсь краской. Корд сорвал с меня одежду, не обращая внимания на сопротивление. И потом я лежала под ним, придавленная чужим, ненавистным телом, чувствуя обнаженной кожей прикосновение грубой ткани, а Люкас… не спешил встать, глядя на меня так, будто наслаждался моим униженным видом.
– Можешь делать что хочешь, – злобно пробормотала я. – Доказал, что сильнее? Нет, просто подтвердил то, что я сказала. Животное! Зверь, который может брать женщину только силой. Привычка, не так ли?
– Думаешь, я хотел изнасиловать тебя? – спросил он, как ни удивительно, со странным спокойствием. – Ты ошибаешься насчет этого, как, впрочем, и во многом другом. – Корд жестоко усмехнулся. – Взгляни на себя! Леди Ровена Дэнджерфилд! Черная от солнца, нос облуплен, да и, по правде говоря, умыться бы тоже не мешало! И не только умыться! Вымыться! И еще одно: таких женщин я уже видел – сверху высокомерие и красивое личико, внутри – глыба льда!
– Вы!..
– Я еще не закончил! И поверь, стащил с тебя эти лохмотья не потому, что хотел тебя, просто решил показать, на что способен, если пожелаю! Кроме того, этот… постный взгляд не подходит для скво. Завтра принесу другую одежду, и научись понимать, где твое место!
Он откатился, встал и, с отвращением фыркнув, швырнул мне одеяло.
– Лучше постарайся заснуть. Я тебя не свяжу – отсюда не убежишь. До свидания!
Я осталась одна, дрожа от потрясения, пытаясь натянуть одеяло, но, несмотря на все, что случилось, все-таки уснула, должно быть, от изнеможения. Я совсем не отдохнула и все еще была в полусне, когда вернулся Люкас Корд и лег рядом, только повернулась на живот и плотнее завернулась в одеяло. Он не попытался прикоснуться ко мне, и вскоре, как это ни невероятно, сон снова одолел меня.
Прошло два дня, но к этому времени остатки гордости и здравый смысл вновь возвратились ко мне. Да-да, пленница, рабыня, но положение мое гораздо лучше, чем у других несчастных, захваченных индейцами, – не терплю жестоких побоев, не сплю под открытым небом, как собака, не доведена тяжким трудом до изнеможения, женщины и дети меня не мучают.
Я не была женой Люкаса Корда, хотя он спал рядом каждую ночь в крохотном вигваме, который помогла построить Маленькая Птичка, жена его брата, не была его любовницей, хотя, думаю, только он и я знали это; с самого начала Корд дал понять, что как женщина я его не интересую, служу всего лишь орудием мести против Шеннона и, дав согласие стать женой Тодда, превратилась во врага Люкаса. Я была пешкой в какой-то непонятной игре, но Корд не говорил ничего, лишь однажды, в то первое утро, у него вырвалось несколько издевательских фраз. Он разбудил меня рано, чтобы отдать блузку и юбку, типичную одежду женщин племени апачи.