Это случилось осенью

Клейпас Лиза

Она была очень худа. Под тканью перчаток торчали костяшки пальцев и такие острые запястья, что хоть морковку три. Она была вся напряжена, словно свернувшаяся в кольцо змея, готовая напасть в любую минуту.

— Пожалуйста, примите мои извинения зато, что не смог приветствовать вас днем, — продолжал Маркус. — И позвольте сказать я так рад снова видеть вашу семью в поместье Стоуни-Кросс-Парк.

— О, милорд, — защебетала Мерседес, — просто не могу выразить, как мы рады снова погостить в вашем великолепном поместье. Никоим образом не можем обижаться на ваше отсутствие сегодня днем. Мы понимаем, что такой

человек, как вы, обремененный бесчисленными заботами и обязанностями, вынужден посвящать большую часть времени исполнению своего долга.

Она воздела руку. «Как богомол», — подумал Маркус.

— Ах, вон там стоят мои милые дочурки, — воскликнула она и громко позвала: — Девочки! Девочки! Смотрите, кого я встретила! Подойдите же и поговорите с лордом Уэстклифом!

Она почти кричала, и кое-кто из гостей поглядывал на нее с явным недоумением. Маркус старался сохранить невозмутимое выражение лица, наблюдая за энергичной жестикуляцией Мерседес. Вдруг он заметил девиц Боумен и понял, что грязные сорванцы, любители лапты на заднем дворе, сильно преобразились. Взгляд его задержался на Лилиан. На ней было бледно-зеленое платье, корсаж которого, казалось, с трудом удерживают две крошечные золотые пряжки на плечах. Ему невольно представилось, как он срывает эти пряжки, и зеленый шелк спадает с груди и плеч, обнажая сливочно-белую кожу.

Маркус с трудом заставил себя посмотреть ей в лицо. Ее блестящие темные волосы были аккуратно зачесаны наверх и уложены в затейливую прическу. Он посмотрел на стройную шею Лилиан. Казалось, ей было трудно удержать такую массу волос. Зачесанные наверх волосы больше не скрывали лоб, отчего глаза еще больше напоминали кошачьи. Лилиан взглянула на Уэстклифа, и легкая краска залила ее щеки. Она осторожно кивнула в знак приветствия. Было ясно: ей меньше всего на свете хотелось сейчас идти через зал к нему.

— Не стоит звать дочерей, миссис Боумен, — начал он. — Они весело проводят время в обществе друзей.

— Их друзья! — презрительно воскликнула Мерседес. — Если вы имеете в виду эту скандальную Аннабел Хант, то уверяю вас…

— Я очень ценю и уважаю миссис Хант, — возразил Маркус, смерив Мерседес взглядом.

Захваченная врасплох, она слегка побледнела и быстро сменила тактику:

— Если вы, с вашим безупречным суждением, считаете миссис Хант достойной особой… Милорд, мне остается лишь согласиться. На самом деле, я часто думала…

— Уэстклиф, — наконец вмешался Томас Боумен, которого не очень-то занимала беседа о дочерях, — когда у нас будет возможность обсудить наши дела?

— Если угодно, завтра, — ответил Маркус. — Мы запланировали прогулку верхом рано утром, затем будет завтрак.

— Кататься я не поеду. Мы увидимся за завтраком.

Они пожали друг другу руки. Слегка поклонившись, Маркус оставил чету Боумен. Ему нужно было поговорить и с другими гостями, дожидающимися своей очереди. Вскоре к гостям присоединилась еще одна особа. Все поспешно расступились при виде тщедушной фигуры леди Джорджианы Уэстклиф, матери Маркуса. Она была сильно напудрена, серебряные волосы тщательно уложены, шея, запястья, уши и даже трость были увешаны бриллиантами.

Надо заметить, что некоторые пожилые дамы выглядят часто надменными, но сердце у них золотое, графиня же Уэстклиф не принадлежала к их числу. Ее

сердце — если оно вообще у нее имелось — было сделано никак не из золота или другого плавкого материала. Графиня никогда не была красавицей. Надень она вместо роскошного наряда суконное платье и фартук, ее с легкостью можно было бы принять за немолодую горничную. У графини было круглое лицо, крошечный рот, маленькие Птичьи глазки, невнятной формы нос. Ее лицо носило маску сварливого разочарования, как у ребенка, что в день рождения открывает красивую коробку и обнаруживает там подарок, полученный в прошлом году.

— Добрый вечер, леди, — поздоровался Маркус с матерью, глядя на нее с кривой улыбкой. — Вы оказали нам честь, почтив вечер своим присутствием.

Графиня редко показывалась на парадных ужинах, предпочитая есть у себя в личных покоях. Очевидно, она почему-то решила сделать исключение для сегодняшнего ужина.

— Хотела посмотреть, есть ли интересные гости, — несколько мрачно ответила графиня, обводя глазами зал — Впрочем, судя по всему, обычное сборище тупиц.

В толпе послышались нервные смешки. Кому-то показалось (и совершенно напрасно), что графиня пошутила.

— Может быть, ты изменишь свое мнение, когда увидишь еще кое-кого, — предположил Маркус, имея в виду сестер Боумен. Эта неисправимая парочка, несомненно, развлечет его праведную матушку.

Соблюдая правило старшинства, Маркус проводил графиню в обеденный зал, за ними последовали гости рангом пониже. Обеды и ужины в поместье Стоуни-Кросс-Парк славились своим изобилием, и сегодняшний не был исключением: рыба, дичь, птица и говядина, столы, украшенные свежими цветочными композициями. Обед начали с черепахового супа, продолжили жареным лососем с каперсами, затем последовали окунь и кефаль в сливках, потом подали сочную до-раду в изысканном соусе из креветок. Подали наперченную оленину, окорок в пряных травах, сладкое мясо в дымящейся подливке, затем появилась жареная птица с хрустящей корочкой. Одно блюдо сменяло другое. Гости быстро насытились и несколько осоловели, раскрасневшись. Внимательные лакеи не забывали подливать в бокалы вино. Напоследок на столы подали блюда с миндальными пирожными, лимонным пудингом и рисовым суфле.

Отказавшись от десерта, Маркус выпил стакан портвейна и принялся развлекать себя, то и дело бросая молниеносные взгляды на Лилиан Боумен. В те редкие моменты, когда она сидела тихо и спокойно, девушка напоминала благовоспитанную юную принцессу, но стоило ей заговорить, размахивая вилкой и перебивая соседей-мужчин, как это впечатление немедленно рассеивалось. Лилиан нисколько не сомневалась, что ее разговор крайне интересен слушателям. Мнение других ее не очень-то волновало. Она не сделала ни единой попытки хотя бы прислушаться к словам кого-нибудь из гостей.

В конце ужина мужчинам подали портвейн, а дамы выпили чаю. Еще некоторое время гости поддерживали пустой разговор, после чего начали расходиться из-за стола. Маркус пошел в большой зал к группе гостей, среди которых находилась чета Хант. Вдруг Маркусу пришло в голову, что Аннабел сегодня ведет себя как-то странно: шла она рядом с ним, энергично обмахиваясь веером, хотя в зале было довольно прохладно; к тому же их локти время от времени соприкасались. Маркус взглянул на нее озадаченно и спросил: