Это смертное тело

Джордж Элизабет

Линли решительно отказался быть пойманным на эту удочку.

— А что Джемайма? — спросил он.

— Она не курила.

— Это ей, как видно, не помогло, — заметил Линли.

Иоланда глубоко затянулась.

— Я уже говорила с копами. С чернокожим мужчиной. Такую сильную ауру я много лет не встречала. Если честно, то никогда. А вот женщина, что была с ним… Та, с зубами… Я бы сказала, что у ее ауры есть проблемы, хотя и не связанные с зубами. Что скажете?

— Можно называть вас миссис Прайс? — спросил Линли. — Насколько я понимаю, это ваше настоящее имя.

— Нет, нельзя. Во всяком случае, не здесь. Здесь я — Иоланда.

— Очень хорошо. Иоланда. Вы сегодня приходили на Оксфорд-роуд. Давайте поговорим об этом и о Джемайме Хастингс. Сделаем это здесь или в другом месте?

— Другое место — это…

— Можно побеседовать в полицейском отделении на Лэдброук-Гроув, если хотите.

— Ох уж эти копы! — хмыкнула Иоланда. — Вам нужно вести себя осторожно, иначе пропадете. Есть такая штука, как карма, мистер Линли. Я правильно назвала вашу фамилию?

— Да.

Она всмотрелась в Линли.

— На копа вы не похожи. И разговариваете не как коп. Вы сами по себе.

Как верно, подумал он. Хотя вряд ли она сделала такое уж открытие.

— Где вы хотите поговорить, Иоланда?

Иоланда прошла сквозь занавеску. Линли последовал за ней.

В центре комнаты стоял стол, но Иоланда за него не села. Вместо этого она прошла к викторианской софе, улеглась на нее и закрыла глаза, хотя курить не перестала. Линли сел на стул.

— Расскажите мне сначала об Оксфорд-роуд. А потом поговорим о Джемайме.

Иоланда ответила, что рассказывать-то и нечего. На Оксфорд-роуд она пришла, потому что в доме поселилось зло. Медиуму не удалось спасти от него Джемайму, хотя она просила ее покинуть этот дом. Девушка пала жертвой безнравственности, а потому Иоланда сочла своим долгом попытаться спасти остальных. Они явно не хотели оттуда съезжать, поэтому Иоланда решила провести обряд очищения. Она жгла шалфей.

— А эта проклятая женщина не стала слушать того, что я пыталась ей объяснить. Она не подумала, что я для нее же стараюсь.

— Что там за зло? — поинтересовался Линли.

Иоланда открыла глаза.

— Зло, оно и есть зло, — объявила она. — Разновидностей не существует. Зло. Оно уже забрало двух людей из этого дома и готовится к новым жертвам. Там умер ее муж. Вам это известно?

— Муж миссис Макхаггис?

— И вы думаете, она очистила дом? Она слишком тупа для этого, не понимает, как это важно. Джемайма погибла, но этим дело не кончится. Вот увидите.

— И вы пришли туда, чтобы исполнить… — Линли подыскивал слово, которым можно было бы обозначить сжигание шалфея перед чужим домом. — Чтобы исполнить своего рода ритуал?

— Не «своего рода». О, я знаю, что вы думаете про таких, как я. Вы не верите, пока жизнь не поставит вас на колени. Вот тогда вы прибежите.

— Это и с Джемаймой случилось? Почему она к вам пришла? Я имею в виду, в первый раз.

— Я своих клиентов не обсуждаю.

— Я знаю. Это же вы сказали и другим нашим офицерам, но у нас проблема, понимаете, а вы не психиатр, не психолог, не поверенный… У вас нет такой привилегии, насколько я могу судить.

— И что это значит?

— Это значит, что нежелание ответить на вопрос можно рассматривать как сознательное препятствование правосудию.

Иоланда замолчала, обдумывая сказанное. Она затянулась сигаретой и задумчиво выпустила дым в потолок.

— Поэтому я прошу вас рассказать мне все, что может иметь отношение к делу, — продолжил Линли. — Так почему она к вам пришла?

Иоланда задумалась. Казалось, она прикидывает варианты — говорить или молчать.

— Я уже сказала вашим сотрудникам: это любовь. Именно поэтому они ко мне обычно и приходят.

— Любовь к кому?

Она снова поколебалась, прежде чем ответить.

— К ирландцу. К тому, кто работает на катке.

— К Фрейзеру Чаплину?

— Она хотела узнать то, что они обычно хотят узнать. — Иоланда беспокойно задвигалась на диване. Потушила сигарету в стоявшей позади нее пепельнице. — Я сказала об этом вашим сотрудникам. Черному мужчине и женщине с зубами. Не знаю, что я могу еще добавить.

Линли подумал мельком, как отнеслась бы Барбара Хейверс к тому, что ее называют «женщиной с зубами», и отбросил эту мысль.

— Назовите это новым ракурсом — моим. Вспомните, что вы ей сказали?

— Любовь — дело рискованное, — вздохнула Иоланда.

Как верно, подумал Линли.

— Я имею в виду общую картину, — сказала Иоланда. — В отношении любви нельзя ничего предсказывать, тут слишком много вариантов, неожиданностей, особенно когда не видишь другого человека… чтобы его изучить, ну вы понимаете. Так что все довольно туманно. Это я ей и сказала.

— Таким образом вы понуждали клиента прийти к вам еще раз.

Иоланда взглянула на Линли, чтобы понять, что он имеет в виду. Его лицо осталось бесстрастным.

— Это бизнес, не стану отрицать, — ответила Иоланда. — Но также и услуга, которую я оказываю, и можете мне поверить: люди в ней нуждаются. Кроме того, во время сеанса разное случается. Клиенты приходят ко мне по одной причине, но обнаруживают и другие. Это не я их к себе притягиваю, а то, что я знаю, то, что я им говорю.

— А Джемайма?

— А что Джемайма?

— У нее появились другие причины, помимо любви?

— Да.

— Что за причины?

Иоланда села и свесила с дивана ноги. Они были короткие и толстые, без щиколоток, ровные от колена и до ступней. Она уперлась руками в бедра, словно для равновесия, опустила голову и покачала ею.