Это ты, Африка!
Шрифт:
Чтобы мой вид располагал к зарабатыванию денег, я сперва решил помыться. Совершенно естественная мысль — попроситься на помывку (только на помывку!) в какой-нибудь столичный отель — со второй попытки привела меня к успеху. Став чистым, я зауважал себя и отправился на поиски спонсоров.
Если бы мне лет восемь или девять назад, когда я садился в свои первые электрички и ехал на них в Питер, Харьков, Минск или Ярославль, кто-нибудь предсказал, что я дойду до того, что буду ходить и стрелять динары на сирийскую визу на улицах далёкой иорданской столицы, — я бы, верно, посчитал
Просить деньги у граждан — смею сказать, довольно противное занятие. Но почти все известные путешественники, типа Фёдора Конюхова, занимаются этим. Только они занимаются этим ещё дома, ходят по разным богатым людям и пытаются получить от них относительно большую спонсорскую помощь. А нам пришлось заниматься этим не дома, а по пути, ходить по разным лавкам и магазинчикам и получать спонсорскую помощь небольшими порциями. Почему, интересно, ходить и просить, например, 10.000 долларов на свою великую экспедицию считается естественным, как бы нормальным занятием, а просить, скажем, 1–2 доллара неудобно? А то, что конюховы рекламируют своих спонсоров — я тоже рекламирую, вот, пишу о них… Развлекая себя подобными рассуждениями, я ходил по столичным магазинам, лавкам и гостиницам и собирал с сочувствующих по динару. Продавать им мавродики я не решился — за время странствий они приобрели очень неважный вид, да и осталось их меньше десятка.
Процесс шёл, можно сказать, со скрипом. Несмотря на довольно понятную и почти грамотную речь в английском и арабском вариантах, которую я произносил перед хозяевами одёжных магазинов, фотоателье, аптек и мастерских, — только каждый третий соглашался вступить в число моих спонсоров. Мне потребовалось посетить за два часа не менее пятидесяти столичных заведений, прежде чем мои карманы отяжелели необходимой суммой — четырнадцать с половиной динаров. На тот момент это составляло примерно 20$ или 500 рублей.
Попутно я получил в подарок несколько порций хлеба, мороженого и один арбуз. Съев их и на этом завершив своё презренное занятие, я решил прогуляться по Амману и набрёл на местную достопримечательность — остатки древнего римского амфитеатра, похожее на то, что мы видели в сирийской Босре.
Римский амфитеатр в Аммане является основным туристически-историческим местом города. Различные иностранцы — французы, японцы, американцы — бродили вокруг него, разглядывая различные статуэтки, чётки, монетки, тюбетейки, косынки-арафатовки и иные восточные сувениры, продаваемые здесь в больших количествах.
Меня сразу заинтересовали местные нумизматы, разложившие на каменных плитах площади, на тряпках-подстилках, россыпи ничего не стоящих монет многих стран мира. Тут были иракские, сирийские, оманские, египетские, иранские, тайландские, бахрейнские, индийские, пакистанские, афганские, турецкие и многие, многие другие. У меня ещё оставалось некоторое количество российской мелочи, и я предложил нумизматам взаимовыгодный обмен — свои ничего не стоящие монеты на их.
Сперва я «ограбил» одного торговца, затем другого; третий уже понял, что у меня очень много российской мелочи, и стал менять свою монетку на две моих; следующий пытался менять одну свою на три моих, и т. д… Я выгреб у всех их интересующие меня монетки, и тут внимание моё привлекли стопки бумажных динаров соседнего Ирака. Одноцветные, без водяных знаков, но с портретами Саддама Хусейна, эти банкноты прямо символизировали ту страну. Мне захотелось и сих сувениров.
Торговцы пытались продать иракские деньги за какую-нибудь нормальную валюту. Мне хотелось же обменять их на последние остаточные билеты МММ. Но мятые мавродики уходили плохо — каждый продавец иракских динаров поменял мне ровно по одной бумажке и не более того.
К моему удовлетворению, нашёлся-таки один продавец-нумизмат, согласный менять иракскую 5-динаровую банкноту на пять российских монет. Пришлось соглашаться. Последние, оставшиеся у меня после всех подарков и обменов 230 (двести тридцать) монет были обменяны на пачку из 46 (сорока шести) банкнот иракского государства, с портретами Саддама Хусейна, общей реальной стоимостью 10 центов США. Себестоимость моих российских монет была, разумеется, тоже невелика, и мы расстались, взаимно довольные «ценными» приобретениями.
Уже в Москве мне привелось слышать мнение, что эти банкноты не настоящие, а представляют собой подделку, выпущенную американцами во время войны в Персидском заливе. Говорят, эти деньги сбрасывали пачками с самолётов, желая обрушить и без того слабую иракскую валюту. Но если эти деньги и оказались бы поддельными, жаловаться мне не стоит — поменял сувениры на сувениры.
Бродя по Амману, я случайно повстречался с другим вольным путешественником, парнем из ЮАР. Он пересёк Африку по такому маршруту: ЮАР — Зимбабве — Мозамбик — Малави — Танзания — Кения на разных видах наземного транспорта; затем перелетел в Каир, облетая Судан (он, наверное, тоже был наслышан про «исламский террор в стране беззакония»), и дальше двигался в Европу. Поговорили, обменялись полезными сведениями и разошлись.
Когда настал вечер, я озаботился научным ночлегом.
Конечно, поесть, переночевать, найти мелкого спонсора или получить другие блага проще в деревне или маленьком посёлке, чем в столице.
Это уже неоднократно наблюдалось нами во многих странах. Чтобы не тратить зря время, я решил подняться в верхние, окраинные районы города и заночевать на плоской крыше какого-нибудь из домов.
Так как Амман, равно как и Дамаск, находится в ложбине среди гористой местности, — отдалённые кварталы этих городов напоминают муравейники. Одно-двух-этажные бетонные домики облепляют гору, на одну и ту же улицу смотрят, находясь на одном уровне по высоте, окна первого этажа одного дома и антенна ТВ на крыше другого дома.
Я выбрал крышу почище и устроился на ней, рассматривая вечереющий Амман. Думал так: если меня никто не заметит, сейчас стемнеет, и я разложу здесь свой спальник и переночую. Если меня заметят, то позовут в дом, накормят, и я переночую внутри.
Но мои предположения оказались ложными. Вскоре меня заметили (вероятно, кто-то донёс жильцам обо мне), и на крышу вышли: хозяин дома (араб лет тридцати с чёрными, жёсткими, как ёрш, кудряшками на голове), а также его знакомые и соседи. Английского языка они почему-то не знали, но их речи я легко уже понимал.
— Что это? — вопрошали они.
— Хочу спать здесь, — отвечал я.
— Спать здесь нельзя, идите в хотель!
— Хотель плохое место. Хотель — это за деньги, а тут бесплатный хотель.
— Тоже мне, бесплатный хотель! Я живу в этом доме и плачу за него деньги!
— Вы платите за дом, а не за крышу и не за воздух. Я думаю, что мне можно здесь переночевать одну ночь.
— Ночевать здесь нельзя!
В это время протяжным голосом, усиленным в динамиках, запел в соседней мечети муэдзин.