Этот мир твой
Шрифт:
– Вам что-то ещё? – подбежала девушка-консультант, сообразив, что покупатели, скорее всего, двумя вещами не ограничатся.
– Да. Вы не могли бы отыскать нам тот же размер вот этих брюк, а к ним подберите, пожалуйста, пару рубашек и свитер. На ваше усмотрение, а если не подойдёт – будем думать.
– Да-да, сейчас. Вам принести?
– Если можно, пожалуйста. Я буду в раздевалке.
Консультант успела. Варя отодвинула шторку и спросила:
– Ну как?
– Просто замечательно. Отдаём на кассу?
– Да.
– Тогда держи и примеряй дальше. И не спорить. Форма у нас для дела и вместо погибшей, а это – мой
Вячеслав всучил ей вешалки с одеждой. Думал, что Варя будет протестовать, но девушка смотрела на него так, словно вживую увидела Деда Мороза. Робко спросила:
– Это… мне?
– Конечно. Так что давай, примеряй и показывай. И сразу их наденешь, не в моих джинсах же тебе в кино ходить.
Варя быстро-быстро закивала, торопливо задёрнула шторку… Примеряли и выбирали рубашку и свитер к брюкам они долго, часа полтора. Но Вячеслав не жалел ни одной минуты, настолько счастливой он Варю до этого никогда не видел. Второй раз он чуть не упал от удивления, когда с вещами подошёл на кассу, заодно попросив после оплаты срезать бирки и ценники, чтобы Варя могла прямо на месте переодеться. Девушка-консультант, ловко работая за кассой, улыбнулась и с пониманием сказала:
– У вас медовый месяц, да? Вы не подумайте, но я люблю, когда такие, как вы заходят. Только-только съехались жить вместе. Такой огонь, когда друг на друга смотрите. А как ваша девушка обрадовалась подарку.
– Ага, – растерянно кивнул Вячеслав.
Ладно, для девушки нормально выглядеть моложе настоящего возраста, Варе почти семнадцать – посчитали за восемнадцать-девятнадцать. Но с ним-то консультант общалась как с ровесником, то есть с чего-то решила, что ему лет минимум двадцать, а скорее даже больше. Чудны дела…
Впрочем, едва Варя вышла из раздевалки, смущённая, но довольная – куртку она несла в руках и постоянно краем глаза ловила своё отражение в зеркалах на стене – посторонние мысли были отброшены подальше. Они сидели в кино, затем гуляли. Ненадолго заглянули обратно к Вячеславу – переодеться, чтобы Варе не ссориться с отчимом из-за брюк. И дальше наступила пора идти домой и прощаться до завтра.
Они долго стояли в обнимку в подъезде возле лифта, потом Варя уехала, а Вячеслав остался. Надо бы тоже идти, но всё сильнее грызла тревога. И не просто беспокойство от расставания. Почему у Вари, когда она зашла в лифт, лицо в последний момент стало, будто она уходит на казнь? Неожиданно накатило слишком хорошо знакомое острое чувство опасности, когда противника ещё нет, но всеми фибрами души ты уже ощущаешь его присутствие и до боестолкновения остались считаные секунды. Рассуждать сознанием в этот момент нельзя, выигрывает тот, у кого быстрее работают рефлексы и подсознание, поэтому Вячеслав, не раздумывая, поднялся на нужный этаж – номер он запомнил по табло над лифтом. Оставалась проблема найти квартиру, но Вячеслав решил, что позвонит во все двери подряд и, если что, извинится.
Искать не пришлось. Одна из дверей оказалась не закрыта, а лишь застёгнута на цепочку, и оттуда Вячеслав услышал голос Вари, хотя и не разобрал слов. Зато когда он подошёл ближе, слова её отчима были понятны и различимы. Мужик говорил громко и не особо стесняясь.
– Да мне насрать, где ты шляешься и что там у тебя было. Почему дома чистой посуды нет? Я сегодня своими руками должен был тарелку мыть, а твоя сестра из-за этого весь день одни яблоки ест и бананы.
– Папа, а ещё она пол не вымыла, у меня пыльно. И мне платье не погладила и пуговицу не пришила, из-за этого я к Лене пойти не смогла, а так дома и сидела, – это уже детский голосок, девчонка примерно средняя школа.
– Легла и задрала юбку. Выпорю, чтобы лучше запомнила, а дальше быстро на кухню. Я жрать хочу. А потом бегом, мне рубашку зашила, сестре на завтра форму погладила. Чё вылупилась? Я тебя для того кормлю…
Глаза у Вячеслава разом заволокла кровавая пелена бешеной ярости. Эта тварь собралась поднять руку на Варю?! Дверь он выбил ногой с одного удара: со стороны косяка цепочка держалась на двух хлипких саморезах, но Вячеслава не остановила бы сейчас даже якорная цепь. Бледная как мел Варя стояла в большой комнате ленинградки-двушки, вжавшись в угол между шкафом и телевизором. Отчим, немолодой, грузный, неряшливо одетый в безразмерные штаны и рубашку, с каким-то бесцветным лицом, эдакое живое воплощение абсолютно среднего обывателя. В руках он держал широкий ремень, причём размахивал концом с пряжкой. Он что, Варю бить пряжкой собрался?!
Белокурая девчонка лет десяти, со стаканом фанты в руках, с ногами забралась в кресло и выглядела такой… расфуфыренной. Младшая сестра была похожа на старшую. Но если Варя в потрёпанной школьной форме и без косметики на лице была королевой – как она гордо и внутренне независимо держится, признавали даже одноклассники – то в кресле сидела та самая посудомойка с трактирной кухни, нацепившая королевскую мантию. Накрашенные ногти и тщательно скопированный с какого-то глянца макияж на десятилетней девчонке выглядели абсолютно вульгарно, особенно если добавить высокомерную мину, как бы призванную всем доказать, что «я тут принцесса». Не зря юбка с футболкой на ней жутко брендовые. Вячеслав такие же видел сегодня в «Июне» – вот только рассчитаны они были явно на возраст постарше. На мелкой соплюшке юбка смялась, футболка висела мешковато, но её это не смущало, зато модно.
– Замер, урод.
– Ты кто такой? Стучаться надо. И не хами, сопляк.
– Иногда входят без стука. А «урод» тут просто констатация факта. Грабли от Вари убрал.
До мужика доходило медленно. Грохот хлопнувшей входной двери он, увлечённый будущей экзекуцией, пропустил. Тут во взгляде отчима Вячеслав заметил сладостное предвкушение, как мужик сейчас выгонит непонятного хама и продолжит безнаказанно издеваться и беззащитную девушку избивать. Вячеслава опять начала захлёстывать дикая, кровавая ярость. В таком состоянии люди голыми руками сворачивают огромные бетонные блоки и останавливают на ходу машины, в одиночку совершают такое, на что в обычной жизни не хватит силы и десятерым.
– Да ты обнаглел, сопляк. Вошёл ко мне, ещё и хамишь. Да я порол таких!
Отчим взмахнул ремнём, собираясь ударить. Вячеслав принял удар на левую руку так, чтобы ремень обмотался вокруг неё, куртка смягчила, но пряжка всё равно хлестнула так, что останется... всего-то синяк? Ерунда. Костяшки пальцев резануло саднящей болью, когда Вячеслав перехватил ремень и вырвал. Мужик в страхе отшатнулся назад. Глаза у Вячеслава сейчас были абсолютно пустые и бездушные, не человек – машина, которая не знает страха и боли, у которой поставлена одна-единственная цель: любой ценой защитить девушку в углу.