Этот несносный Лука

Гордон Люси

– Отец никак не избавлялся от детской коляски. Он говорил, что моей жене однажды она придется очень кстати. Я не смог сказать ему, что коляска годится лишь для свалки. Мысль о внуке придавала ему силы. Однажды отец напился и упал в каменный карьер. Он умер на следующий день. Мне было шестнадцать.

Лука рассказывал о своих родителях не первый раз, но никогда не затрагивал эту тему.

Она пробовала найти правильные слова, которые побудили бы его говорить дальше, но прежде чем Бекки произнесла хоть слово, он сказал:

– Когда мы встретились

в Лондоне… – На мгновение он остановился, словно испугался чего-то.

– Продолжай.

– Я никогда не спрашивал тебя о родах. Я все думал об этом, но…

– Роды были преждевременными.

– Тебе трудно говорить об этом. Бекки, ты сильно страдала?

– Все произошло очень быстро. Она была маленькая, недоношенная. Мне было плохо после родов. Я очень хотела увидеть тебя и не знала, что ты сидишь в тюрьме.

– Твой отец, должно быть, вызвал полицию, пока я вызывал «скорую». Полицейские прибыли быстро и арестовали меня, как сказали, для «исправления поведения». Я умолял разрешить мне поехать с тобой, но они не позволили. Я помню закрытые двери санитарной машины, увозящей тебя, в то время как меня тащила в противоположную сторону полиция.

Лука надолго умолк, затем продолжил свой рассказ.

– Казалось, я схожу с ума, я начал беситься.

Потребовалось четверо полицейских, чтобы справиться со мной, я разбил нос одному из них, так что у полиции нашлось обвинение против меня. В тюрьме я пробыл много дней, не получая никаких новостей о тебе. Потом явился твой отец, сказал, что ребенок родился мертвым и я должен забыть тебя.

– Что он сказал? – Она ошеломленно уставилась на него.

– Он сказал, что наш ребенок родился мертвым. Бекки, что с тобой? – нервно спросил он, увидев, что она уставилась на него с мертвенно-бледным взглядом.

– Она не родилась мертвой, – прошептала Ребекка. – Она жила несколько часов в кувезе. Я видела ее. Она была такая крошечная, подключенная к аппаратам, вся в проводах. Это было ужасно. Доктора и медсестры боролись за ее жизнь.

Они старались, но все было бесполезно. Она умерла.

– Но она была жива? – хрипло спросил он. Она была живой, хотя бы некоторое время?

– Да.

– Ты держала ее на руках?

– Нет. Она должна была находиться в кувезе.

Это был ее единственный шанс. Но когда она умерла, медсестра завернула ее в пеленки и дала мне. Я поцеловала дочку и сказала, что мать и отец любили ее. Потом я попрощалась с ней.

– Ты все это помнишь?

– Да, тогда я еще находилась в здравом уме.

Депрессия началась несколько часов спустя.

– Ты спрашивала, где я был?

– Да, я продолжала спрашивать папу, он сказал, что полиция все еще пытается найти тебя.

– Он сказал так, зная, что меня посадили в тюрьму? – с тихим гневом спросил Лука.

– Он продолжал говорить, что ты ушел. Дочь умерла, а потом… – Бекки с трудом удавалось подбирать слова, – все вокруг вдруг стало темным.

Черное облако окутало меня. Я чувствовала себя обессиленной, я задыхалась и была испугана.

Весь

мир, казалось, был полон ужаса, и так продолжалось день за днем. – Бекки провела рукой по глазам. – Возможно, депрессия началась из-за смерти ребенка. Но, возможно, если бы мы были вместе, этого бы не случилось. Или я оправилась бы скорее. Хотя теперь какая разница.

– Все было бы хорошо, если бы твой отец не разлучил нас, – сказал Лука. – Неважно, злом или обманом, он причинил нам боль, но и сам получил по заслугам.

Она кивнула.

– Я думаю, он полагал, что с легкостью вернет меня. Но ситуация вышла из-под контроля, и отцу пришлось нагромождать один обман на другой, лишь бы не признавать, что он был не прав. В конечном счете он терпел фиаско.

Лука взглянул на нее.

– Ты защищаешь его?

– Нет, но я не думаю, что он был плохим изначально. Отец стал таким, потому что не умел просить прощенья. Он разрушил нас, но разрушил и себя. Он знал, что сделал, но не мог в этом признаться. Знал и не мог столкнуться с этим лицом к лицу.

– Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?

– Да, однажды. Мы ужасно поссорились, и я сказала, что это он убил моего ребенка.

– Что он ответил?

– Ничего. Только уставился на меня и побелел.

И ушел. Позже я нашла его в каком-то оцепенении. Спустя год после этого у отца был обширный инфаркт. Ему было только пятьдесят четыре, но он умер сразу.

– Я не сожалею о нем, – ожесточенно сказал Лука. – Я не простил ему и не буду притворяться.

– Я знаю. Мне немного жаль его, он навредил не только нам, но и себе. Но пока я также не могу простить его. Кроме того…

Бекки притихла на несколько секунд, встав со стула в нерешительности.

– Что? – спросил Лука. – Что еще?

– Кое-что. Я ждала, когда смогу сказать тебе.

Ждала удобного момента. Сейчас, я думаю…

Она остановилась в нерешительности, зная, что обратного пути нет. Лука взял ее руки в свои.

– Скажи мне, Бекки, – попросил он. – Сейчас самое время.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Да, – сказала она. – Ты должен знать. Лука, ты когда-либо возвращался в Каренну?

– Нет, – сказал он, подумав.

– Я тоже, до недавнего времени. Я была там несколько недель назад и узнала кое-что еще, о чем солгал мой отец.

Бекки снова умолкла. Внезапно она спросила себя, разумно ли поступает.

– Продолжай, – сказал он.

– Я всегда думала, что дочь умерла некрещеной, без имени. Папа никогда не говорил мне, что все иначе.

– О чем ты?

– Она – там, на кладбище. Ее крестил священник больницы.

– Но почему ты не знала?

– Врачи поместили ее в кувез. Как только она родилась, а я осталась с медсестрами. Там был священник, который пришел к другому ребенку.

Все думали, что наша маленькая девочка проживет только несколько минут, так что священник крестил ее тут же, на случай, если не успеет позже.