Этот жестокий замысел
Шрифт:
Он говорил об Анне Синклер. Светловолосой девушке, чье досье лежит в моем рюкзаке, чье лицо не раз всплывало в бесчисленных воспоминаниях из нашего детства в лаборатории.
– Они стерли твои файлы? Все до одного?
– Я сам им разрешил.
И тут меня осеняет:
– Так ты не видел Цзюнь Бэй… несколько лет.
Он качает головой с горькой улыбкой на лице:
– Я не видел ее с той ночи. Именно тогда она и сбежала. Я присоединился к программе тайных агентов через пару месяцев после этого.
Я раскачиваюсь на пятках,
– Она убила тех охранников, да? – спрашиваю я.
Тень мелькает на лице Коула.
– Да.
Я закрываю глаза и выдыхаю. Когда Коул сказал мне, что Цзюнь Бэй убила четырнадцать человек во время побега из лаборатории, я решила, что она застрелила их.
Но оказалось, что она использовала для этого свой разум.
Я видела на записи, как шевелились ее губы. Она кодировала. Похоже, она атаковала их панели через беспроводное соединение и закачала им кусок кода, который мгновенно убил их. Считается, что такой код создать невозможно, но, видимо, это не так.
Должно быть, Цзюнь Бэй написала «Косу смерти».
Два «Святых Грааля» генхакеров, которые никто и никогда не мог написать, или, по крайней мере, мне так казалось, это «Коса смерти» и «Амброзия». Алгоритм, способный убить людей, и алгоритм, способный остановить смерть. Над другими сложными головоломками – рак, старение, слабоумие – бьются, и вполне успешно, множество лабораторий и лагерей генхакеров по всему миру.
Но люди неохотно соглашаются на тестирование алгоритмов, связанных со смертью. До меня доходили слухи о других «Косах смерти», но я никогда им не верила. У гентеха уровней биологической защиты больше, чему у ядерного оружия. В каждую панель встроены миллиарды систем безопасности, которые остановят запуск смертоносного кода.
Но Цзюнь Бэй, видимо, нашла способ обойти их, когда была еще ребенком. Я сама только что видела, как она убила четырнадцать человек одной командой.
Коул тянется к своему рюкзаку, достает из него фляжку и опускает ее в ручей, чтобы наполнить.
– Я и не знал, что она находилась на грани срыва. Думал, она хотела сбежать, но на записи все выглядело совершенно по-другому. Должно быть, убив тех солдат, она запаниковала и убежала. Она даже вещи с собой не взяла. А ведь было холодно. Не представляю, как ей это удалось.
Я достаю руки из воды и вспоминаю, как кружился снег в воздухе на записи.
– Значит, это случилось зимой?
– В декабре, – достав фляжку из ручья, говорит Коул.
– Понятно, – задумавшись, бормочу я.
Мне удалось выстроить примерную временную шкалу моего прошлого с того момента, как Лаклан изменил меня. Это примерно совпадает с его уходом из «Картакса», что произошло в середине июля. Те воспоминания сумбурные – я помню, как сражалась с ним и пыталась вырваться, но каждый фрагмент того времени освещен ярким летним солнцем.
Цзюнь Бэй убежала из лаборатории зимой, но следующее воспоминание появляется спустя целых полгода.
Пропали шесть месяцев моей жизни.
– Сколько мне лет? – шепчу я.
– Восемнадцать, – говорит Коул. – Как и всем нам. Ты же знаешь.
Я поднимаюсь, чувствуя, как подкашиваются ноги и к горлу подступает тошнота.
– Нет, я думала, что мне шестнадцать. Даты не совпадают. Шесть месяцев жизни выпадают. Я не знаю, что произошло после того, как Цзюнь Бэй сбежала из лаборатории, и до того, как я оказалась в хижине.
Глаза Коула сужаются:
– Ты уверена?
Мои руки дрожат.
– Я не могу вспомнить ничего, что связано с тем периодом. И понятия не имею, где была.
– Эй, – потянувшись ко мне, говорит он.
Но тут у меня перед глазами что-то вспыхивает, и я спотыкаюсь на камнях. Коул испуганно хватает меня за плечо.
– Кэт, с тобой все в порядке?
Его лицо расплывается и становится нечетким, а над его головой высвечивается его имя, ниже мигает значок коммуникатора.
– Черт, – выдыхаю я с облегчением.
Я уж подумала, что вновь увижу одну из VR-записей Цзюнь Бэй. И именно этого ожидала… но, похоже, моя панель наконец-то заработала. Пытаюсь вызвать меню, и оно тут же вспыхивает перед глазами, а папки и файлы парят в воздухе, словно их приклеили к изогнутой стене.
– Что случилось? – спрашивает Коул.
– Все в порядке. Панель заработала.
Я погружаюсь в сеанс VR и прокручиваю файлы. Там множество фотографий, видео и сотни текстовых записей с кодами гентеха и пометками, датированные разными годами. Половина из них защищена паролем. Их можно взломать, правда, это займет много времени. Но главное, что они вообще есть.
Каждый файл, написанный Цзюнь Бэй, хранится у меня в руке.
Коул открывает рот, чтобы ответить, но замирает и смотрит на деревья позади меня. Я поворачиваюсь и тоже смотрю туда. За моей спиной простирается лес, в небе парят голуби, а вокруг царит темнота. Сквозь кроны и листву виднеется огонек, а кроме пронзительных криков птиц слышится глухой стук.
Это «Комокс». Люди «Картакса» нашли нас.
Глаза Коула заливает чернота. Его защитные инстинкты больше не зашкаливают и теперь полностью находятся под его контролем. Он подхватывает винтовку и рюкзак.
– Беги к дороге, – говорит он. – Ли едет за нами.
Он срывается с места, и я мчусь за ним, направляясь к грунтовой дороге, которая огибает лабораторию. Деревья расплываются по краям. Еще неделю назад я бы ни за что не смогла бежать так быстро, но мои ноги стали сильнее. Они усовершенствованы алгоритмами, а кровь благодаря нанитам наполнена кислородом. Мы мчимся через сосновую рощу, вылетаем на дорогу и останавливаемся, когда джип Леобена с визгом тормозит возле нас. Я бегу к нему, слыша, что «Комокс» приближается, но Леобен выскакивает мне навстречу.